Вилли уверенно протолкалась сквозь толпу, буксируя меня за собой и вышла аккурат к стоящей в первых рядах Хильде, которая скалилась и сжимала кулаки.

Посмотрел из-за чего весь сыр-бор.

В центре стояли две группы.

Справа — Ольга и четыре её компаньонки. Принцесса стояла с высоко поднятой головой, но закусив губу, и была откровенно бледна — похоже сказывались не до конца зажившие раны.

Слева — куда более внушительная компания. Вышеслав (ну да, какой же переполох без него) — раскрасневшийся, бешено вращающий глазами. Рядом — Эглитис в запачканной одежде. Судя по валяющемуся на полу подносу с едой — запачкали её именно этим. Ну, и с десяток прихлебателей Гедеминовича — четверо тех, что регулярно его сопровождали и ещё какие-то типы обоего пола…

— Вышеслав, давай мы все успокоимся и всё спокойно обсудим, — сказала Ольга. — Но сначала вернёмся на факультет.

— Ну, уж нет! — рявкнул Гедеминович. — Я больше не намерен это терпеть!..

— Что происходит? — негромко поинтересовался я.

— Эти курицы опять решили поиздеваться над Эглитис, — рыкнула Хильда. — Поблизости оказался Вышеслав, они опять зацепились языками и… я даже не знаю как, но всё почему-то пришло к тому, что во всём виновата Ольга.

— Что за бред? — неприятно удивился я.

— …До каких пор ты и твои прихвостни будут издеваться над Марией?! — разорялся Вышеслав, едва ли не брызгая слюной. — Не думай, что ты так просто отделаешь только потому что мы с тобой помолвлены! Я знаю, что ты раз за разом натравливала своих шавок, чтобы они не давали Марии нормально жить! Издевались над ней, избивали, пользуясь тем, что они боевые чародейки, а она всего лишь целительница!

— Вышеслав, я ещё раз прошу…

— Да заткни ты свою пасть! — заорал мазовец.

Ого. А вот это уже перебор.

Лицо Романович закаменело.

— Ты! Ты приказывала своим слугам, чтобы они…

— Успокойся, — голос принцессы заледенел. — Я не делала этого. Мы заключили соглашение, и я его…

— Врёшь! — вид у Вышеслава стал откровенно безумный. — Что, заревновала, да? Стоило только увидеть меня с другой, как…

— Мне плевать с кем ты, — холодно бросила Ольга. — Мне плевать с кем ты говоришь. С кем ты гуляешь. С кем ты спишь. Мне. Плевать. Так что изволь сам заткнуться и прекрати позорить и меня, и себя. Обсудим это, когда вернёмся на факультет.

— Нет, мы обсудим это прямо сейчас. Думаешь, что помолвка остановит меня? Я люблю Марию, и она будет со мной! Она будет моей! Поэтому я перед всеми объявляю — помолвка между нами разорвана! И если из-за этого я лишусь титула наследника Мазовии… То так тому и быть!

Лицо Эглитис вытянулось.

Мария принялась аккуратно дёргать Вышеслава за рукав, но тот этого не замечал, увлечённый перепалкой.

— Ты не посмеешь, — тихо сказала принцесса. — Мы заключили договор.

— В пекло и договор, и тебя! Оставайся гнить в своей Волыни, бастардка!

— Извинись, — в голосе Ольги зазвучал металл. — Немедленно.

— Пошла ты!..

Мне в лицо ударил лёгкий порыв воздуха.

Романович преодолела разделяющее их с Вышеславом расстояние одним броском и с размаху влепила ему звонкую пощёчину, от которой мазовца буквально отбросило назад.

— Лживый предатель, — процедила девушка сквозь зубы. — Я вызываю тебя на дуэль, Вышеслав Гедеминович. И мы будем сражаться, пока один из нас не…

Романович неожиданно согнулась в приступе кашля. Вытерла рот рукой, и на ладони остались следы крови. Похоже, снова открылись раны.

— Ах так, да? — хрипло рассмеялся мазовец, поднимаясь с земли. — Отлично! Я принимаю твой вызов. Но сам биться не буду — за меня будет биться Ольгерд.

Вперёд выступил один из прихвостней Вышеслава — не самый рослый, но крепкий, жилистый и двигающийся, будто хищный зверь.

— Выстави и за себя кого-нибудь… если хочешь, — насмешливо бросил Гедеминович.

Ольга обернулась на своих компаньонок…

Но те неожиданно отвели взгляд и вообще начали потихоньку пятиться.

— София, — сказала принцесса.

— Прошу простить, ваше высочество, но я вынуждена… — пробормотала брюнетка, что, собственно, и заварила всю эту кашу.

— Ясно. Остальные?

Тишина.

Права была Хильда — это просто злобные сучки…

— Вот так, да? — криво усмехнулась Ольга, обнажая перепачканные кровью зубы. — Расценки для предателей прежние — тридцать серебряников?

Романович обвела взглядом всех стоящих вокруг.

— Я буду биться сама, — сказала она. — Но мне интересно — есть ли тут хоть кто-то, кто ещё помнит, что такое честь?