То, что он испытал нельзя было описать словами. Потому что сбылась его мечта.

Он снова поклонился, не осмеливаясь посмотреть в лицо своей госпоже, и уже было развернулся, когда она снова заговорила.

— Постой, — в ее голосе слышалась улыбка, или это он — безумец, всё придумал. — Ты, что от меня убегаешь?

— Нет, — солгал он, поворачиваясь и поднимая голову, чтобы наконец посмотреть в глаза той, что навсегда изменила его жизнь сама того даже не подозревая. — Простите, госпожа.

— Прощаю, — и все-таки он был прав, она улыбалась.

Так красиво, так маняще, что его сердце было готово упасть к ее босым ногам.

— Садись, — она поправила подушки, приготовив для него место и сама опустилась рядом.

— Я недостоин, — глухо ответил он, прекрасно понимая, насколько они разные.

— Это мне решать. Садись, — взмахом тонкой кисти она похлопала по подушкам, и у него не осталось выбора.

Он подумал, что это сама лучшая безвыходная ситуация, в которой он когда-либо бывал.

— Итак, — деловито начала она и разложила перед ними свои записи. — Ты знаешь историю Перворожденных, верно?

Он кивнул, не решаясь говорить.

— По-моему, ты от обезвоживания потерял дар речи, — подытожила она, взяла с красивого глубокого подноса, полного фруктов и напитков, запотевший графин с водой, и наполнила для него стакан.

Он осушил его в пару глотков.

— Благодарю, госпожа.

Теперь, когда они сидели рядом и его нос щекотал ее свежий, вкусный запах, он говорил себе, что для этой женщины сделает все. Пусть только попросит.

— Ты странный, — прищурилась он и заглянула ему в лицо. — И похож на Отца.

— Вероятно странный, раз вы так считаете, — сдержанно вымолвил он наслаждаясь ее присутствием рядом. — Но на Отца я не похож.

— Я люблю странных, — заговорщически подмигнула она и тише добавила: — А вот лицемеров терпеть не могу.

Он кивнул, мысленно каря себя за то, что в некотором смысле тоже — лицемер. Ведь под маской стража таится сгорающее сердце мужчины, что беспомощен перед настигшей его любовью.

— И как же не похож? — она снова принялась говорить о Перворожденных, и привела в пример строки из книги: — «Волосы его — уголь каменный.» Так?

Она довольно усмехнулась, смотря то ему в глаза, то чуть выше — на короткие, как полагалось воинам, волосы, что были черного цвета.

— «Глаза его — беспокойные океаны», — продолжила она, и нахмурив тонкие светлые брови, потянулась ближе к нему и по очереди рассмотрела каждый глаз.

Он не двигался, не дышал. Потому, что боялся спугнуть ее, боялся лишится волшебства этого момента.

— Все еще отрицаешь? — заломила бровь она. Играючи, невинно.

— Не смею, — слабо улыбнулся страж.

— Я на тебя все утро смотрела, — она взяла с тарелки ягоду клубники и быстро положила в рот, продолжая: — И думала, кого же ты мне напоминаешь? А потом поняла! Читая про Отца и Мать, я представляла его с чертами, похожими на твои, представляешь?

Что он мог ответить на такие слова юной госпожи? Кажется, после ее признания в том, что она на него смотрела — он и вовсе лишился возможности слышать.

— «Руки его — реки.» Так? — увлеченно спросила она и юрко поправила спавший с плеча рукав ее легкого белого платья.

— Так, — согласился страж, вглядываясь в живое лицо с нежными голубыми глазами, яркими от природы губами и рассыпанными по лицу, словно созвездия, веснушками.

— Протяни мне свои руки, — скомандовала она, а он подчинился.

Медленно сняв с него перчатки, она отвела рукава формы вверх, и кончиками пальцев прочертила рисунки вен на его руках. Пока она это делала, он, пользуясь возможностью разглядывал ее неземную, но такую понятную ему, как мужчине, красоту. Такую бесконечно желаемую.

— И правда — как реки, — усмехнулась она. — А я все думала, что значат эти строки. Выступающие вены появляются на руках от физического труда, ведь так?

Ответить он не успел. Двор вдруг наводнили наставницы госпожи — старые и строгие. Те, что наняли его и других стражей, когда прошли слухи о волнениях из-за долгой засухи.

Иначе, ему бы никогда не выпал шанс увидеть ее даже издалека.

Песчаный Замок — это пристанище, где заботятся о его госпоже.

Говорят, что когда-то на этот месте стоял другой, несравнимый ни с чем Золотой Дворец, и в нем, если верить книге о Прародителях, в любви и гармонии жили Отец и Мать этого мира. Те, что положили начало всему живому.