Хулуд одобрительно хмыкнул.

— А если Ларсон п-прав? — Люси осторожно вылезла из ванной, прикрывая причинное место планшетом.

— На дворе двадцать четвертый век, на минуточку. Нет тела — не беда! Мы — то, что внутри, это я усвоил уже давно. Заведём тебе новое! Какое захочешь. Может даже идентичное прежнему. И в нём запулим тебя в прошлое. Придётся, конечно, попотеть. Но чем чёрт не шутит?

— А этот твой Довафу… Он справится?

— Гарантированно. Я его знаю очень давно. Даже слишком. Противный дедок, но могущественный. И если он сказал, что сделает, значит, без вариантов. Ему что вышибить из кого-то дух, что на место вернуть — раз плюнуть. И даже раздеваться не придётся.

Люси хихикнула и утёрла подступающую слезу. Да, она всё ещё была седеющим пятидесятилетним мужиком с волосатой впалой грудью, шрамами на плечах и довольно крепким прессом. Только теперь этот мужик, с красными от слёз глазами, открыто улыбался мне, как ребёнок.

— Ну, так что? Ты с нами?

Люси с готовностью кивнула.

— Блевану, — Хулуд лаконично подвёл итог разговора.

5 ноября 2312 г. Цикл 157, день 8

— Только чур больше мне не врать!

— Конечно.

— И я сама приму окончательное решение.

— Обязательно.

— И вообще, хочу право голоса, в спорах и обсуждениях!

— Непременно.

— Куда мы вообще ползём?

— Да.

Мы пробирались по воздуховоду: спереди Хулуд, затем Люси и я в роли замыкающего. Она не замолкала ни на минуту, и я уже не чаял увидеть свет в конце спасительного тоннеля.

— Что «да»?!

— Ну, в смысле, ползём.

— Куда?

— Наружу.

— А потом?

— На корабль.

— А как мы полетим, если пилот погиб?!

— А он жив, — отозвался Хулуд.

— Что?! Я же сказала — больше не врать!

— Так больше и не вру.

Я запомнил это путешествие надолго. Передо мной маячили голые ноги интенданта и прикрытый одной лишь курткой зад, который то и дело вставал посреди дороги, чтобы спросить ещё что-нибудь. Хулуд сосредоточенно вёл нас в обход лифтовой шахты, пару раз воздуховод плавно шёл под уклон, в некоторых местах пришлось протискиваться в узкий лаз между лопастями вентилятора, заведомо обесточенного то ли Хулудом, то ли вездесущими валькрами, которые изредка тоже куда-то деловито проползали.

Первый контакт с внеземной фауной сопровождался визгом ветерана бесчисленных стычек с колоссами. К счастью, кроме нас с Хулудом этот вопль никто не услышал.

Но всё же, по ступенчатым спускам, вывалявшись в пыли, мы вернулись на этаж с камерами содержания, и ещё ниже, по выводному каналу — в недра технического этажа станции. Это было ещё не самое дно, но где-то рядом. Духота царила невыносимая, и пыль превращалась во влажную грязь.

— А куда мы полетим?

— На Сицилию-3.

— Это, вроде, в Италии?

— Это планета.

— Итальянская?

— Не думаю. Скорее нет. Но когда-то была, наверное.

Под жилыми и торговыми зонами пролегали магистрали трубопровода и толстых кабелей. Здесь же располагался и узкий желоб для сточных вод, давно и основательно пересохший. В тоннеле пахло моющими средствами. Свет поступал с верхнего уровня, через сетчатые решётки и — реже — через квадратные световые колодцы в полу, где источником было слепящее сияние белого карлика. Под полом гудело машинное отделение. Стабилизирующие установки непрерывно корректировали положение орбитария относительно звезды.

— Ну, а говорят-то там на итальянском?

— Возможно.

— Блин, не знаю итальянского, — с досадой сказала Люси.

— Я тоже.

— А ты? — Она обратилась к Хулуду.

— Я говорю только на рухти, — буркнул он.

— Чего?

— Это ниддлеанское наречие, — пояснил я, — чем-то на квантонский похоже, только вместо шипящих звуков — кашляющие.

— Что за ерунда? Я же слышу английский!

— Это автопереводчик в твоём нейролинке.

— Он изменяет звуки?

— Нуууу, вроде того. На лету генерирует звуковые волны схожего тембра и тональности.

Нам снова повстречались валькры, на этот раз целое гнездо. При свете они уже не пугали Люси, но всё же она старалась обходить их стороной. Эти милые с виду создания обгладывали обмотку на толстенной медной жиле, не трогая при этом сам провод.

Мы прошли примерно с километр вдоль оголённого кабеля, по которому сновали эти хитрые зверьки, дожёвывая ошмётки резины и пластика, и совершенно не беспокоящиеся из-за напряжения. Но шерсть у многих стояла торчком.

— И на каком тогда языке говоришь ты?