В будний день народа на озере было меньше обычного. В основном купалась пацанва – похожая друг на друга, как однояйцевые близнецы. Короткостриженая, загорелая, в черных труселях, пошитых на фабрике господина Волобуйского. Большая часть партии направлялась в тюрьмы, но и поселковым кое-что доставалось. А что, белье крепкое, надежное и стоит сущие копейки. Почитай, всё мужское население поселка в нем ходило.

Мы обогнули озеро и вышли к длинному забору, огораживающему парковую зону. Вход внутрь входил в стоимость билета. Хочешь, загорай на песочном пляже, хочешь – гуляй в тени тисов и карликовых деревьев. Пробовал купец Орлов сажать привычные русскому человеку березы и лиственницы, но те крайне плохо приживались в условиях степи. Гибли или имели столь жалкий вид, что сердце кровью обливалось. Зато кустарник чувствовал себя прекрасно - рос буйным цветом, заполонив большую часть парка. Откуда я это знал? Да доводилось лазить через забор... Это на пляже нашего брата легко вычислить по характерному виду, а парковая зона большая. И зарослей столько, что хрен выследишь. Одна беда – делать там нечего. Слушать духовой оркестр – оно мне и даром не надо, или в беседке сидеть. Что я, барышня какая? Это они любили в теньке притомиться с книжицей в руках. Создадут загадочности для вида, все из себя романтичные, позу покрасивее примут и охают над дамскими романами. А кавалеры рядом кружатся, любовные знакомства заводят на высокий манер. Вьют кружева словесные, ручку целуют, стихи читают нараспев, чтобы значит великосветскую барышню в койку затащить. А по-другому те не согласные. Чай не девки дворовые, простым мужицким напором не возьмешь.

Красивый был парк - ухоженный, но скучный. Мы и на сей раз собирались пройти мимо, но тут оживился Тоша. Подозвал нас к себе, и дождавшись, когда встанем кружочком, зашептал:

– Короче, я тут такую тему узнал - закачаетесь. Есть в парке тайное местечко, укрытое от любопытствующих глаз. Там барышни в неглиже лечебной гимнастикой занимаются.

– Прямо голые? – не поверил Гамахен.

– Ну не совсем, - вынужден был признать Тоша, - но одежды на них мало, а та что имеется, обтягивает подробности до неприличия. Потому считай, что голые. И позы непотребные принимают, изгибаясь по-всякому: то сисяндры выкатят, то зад отклячат.

Заветные слова были произнесены. В Тошиных глазах заплясали огоньки жаркого пламени, а Малюта аж дышать перестал, настолько проникся. Единственным, кто сохранил остатки здравого разума, оказался Гамахен. Он и задал вполне логичный вопрос:

– Как же они в таком виде занимаются? Парк - общественное место, а вдруг увидят?

– Не увидят, - заверил Тоша, – чай не дуры какие, специально тайное место выбрали. Помните заросли на восточной стороне – ну громадные такие, выше человеческого роста? Есть внутри одна полянка...

Тоша продолжал шептать, а я вдруг понял, что многого не понимаю в этой жизни. К примеру, почему люди сходят с ума от влюбленности. Взять того же Севастьяна - сына пекаря. Ну не заладилось у него с первой красавицей района, ну выбрала она другого, бухать-то зачем? И ладно если бы сам копеечку зарабатывал, так нет же - сидит на шее у отца. А папенька уже немолодой в одиночку пекарню не тянет. Или взять известную клиентку мастерской, почтенную мадам лет сорока - хозяйку столь же почтенного Студебекера. Повелась она на смазливое личико, принялась на Блинчикова ходить как к себе на работу. Напомаженная, да разукрашенная с подарками для ненаглядного Ерёмушки. А у этого Ерёмушки на лице крупными буквами написано, что прохвост. С собакой из подворотни станет кокетничать, ежели только свою выгоду учует. Так зачем голову терять? Зачем позориться? Мужики когда эту парочку за одним столом видели, плеваться начинали. Ну чисто маман с сыном.

Вот и эти остолопы, забыв про всяческую осторожность, полезли через дыру в заборе. Ишь, на телеса бабские им поглядеть захотелось. То, конечно, не любовь в чистом виде. Бабушка Лизавета называла сей позыв плотской страстью, и призывала всячески с ним бороться, если не желаю погибели собственной души. Только как это сделать, когда пацаны уже там, а я один - стою по другую сторону забора.

– Чижик, ты с нами? – прошипел Тошин голос.

Я в отчаянии оглянулся. Возвращаться одному в поселок не хотелось. Целый час топать по обочине в надежде, что кто-нибудь подберет. А вдруг навстречу малажская пацанва попадется или того хуже, малолетки с Фавел? С латинянами договорится не получится, те мигом повалят и отпинают за милую душу.

– Чижик, чего затих?

Я вздохнул и полез следом. Кто же знал, что самое сильное оружие в мире – это не свинчатка, не дубинка, и даже не казацкая шашка, а обнаженная женская грудь.

Парк встретил привычной для буднего дня тишиной. Покрытые тенью беседки пустовали, по красным дорожкам прогуливались редкие парочки. Один раз на горизонте показались жандармские морды – с отвислыми щеками и круглыми животами. Сразу видать, мышей не ловят. Пригородный парк - это тебе не Красильницкое с его вечными разборками. Здесь можно и позевать, и на лавочке подремать, пока никто не видит.

Мы миновали указатель с надписью «летняя площадка»– популярное место, оборудованное сценой и зрительскими местами. Днем здесь играл оркестр, а вечером устраивались театральные представления и танцы. Даже сейчас, если прислушаться, можно услышать знакомую мелодию – знаменитые «Волжские мотивы» Ричкина, звучавшие с каждого утюга и потому успевшие набить оскомину.

Впереди вдруг захрустело. Я присел от испуга, думая, что это ломится дикий зверь, но это оказался Малюта.

– И где девки? – спросил он с озабоченным лицом.

Тоша на это лишь развел руками:

– Ничего не понимаю. Пацаны говорили, что полянка будет сразу за вторым перекрестком. А тут ни за вторым нет, ни за третьим. Может набрехали?

– Бошки шутникам этим пооткручивать надо, - пробурчал недовольный Малюта, - а ежели не поймут…

Договорить здоровяк не успел. Из-за скрывающих асфальтовую дорожку зарослей послышались шаги. Судя по перестуку металлическому набоек – это мог быть отставной военный или хуже того, патрулирующий территорию жандармский.