– А оплата?

Старый мастер улыбнулся.

– Вишь, какой шустрый – сразу про деньги. Не боись, не обидим хлопцев. Только пускай все точно узнают: кто хозяин и когда ездит, по каким адресам паркуются, какую сигналку использует.

Довольный результатами разговора, я уже собирался бежать, но тут морщинистая ладонь легла на мое плечо.

– Стоять! А с Лукичем переговорил?

– Я…я…, - слова застряли в моем горле.

– Головка от поршня? Ты чем думал, когда с просьбой приперся? Кто у тебя начальство?

– Лука Лукич.

– Тогда почему через его голову действуешь? Или хочешь старика под монастырь подвести?

– Нет.

– Ну раз нет, тогда с Лукичем эту тему и обсуждай. Ежели даст добро, тогда милости просим.

Бобыль возражать не стал, но при одном условии, чтобы новое увлечение не мешало основной работе. Заодно предупредил, чтобы сам не светился: не крался ночами по парковке и не бил по колесам, проверяя сигнализацию.

Во всей операции мне отводилась роль передаточного устройства. Установка связи между мастерской и пацанами с заправки. Увы, процент посредника невысок, но я не переживал по данному поводу. Работал больше за авторитет, чем за деньги, авторитет и получил.

Теперь каждый на районе знал, что Лешка Чижиков тусуется в одной компании с Малютой, а Малюта за своих горой. Это не Лука Лукич, который только и знает, что требовать, не заботясь об остальных проблемах. Место для ночлега дал, жратвой обеспечил, а дальше крутись сам. Вот я и крутился, обрастая новыми знакомствами и связями.

Пацаны, услыхав новость про Плимут, аж заулыбались. Сказали знают, где посмотреть и от щедрот великих увеличили посреднический процент. Правда, с последним вышли непонятки. Вдруг выяснилось, что Малюта не обучен арифметике. Простые числа с горем пополам складывал, а когда дело доходило до процентов, начинался затык.

– Пять, это сколько? – мучал он расспросами Гамахена. – Ты руками не маши, а объясни толком, сколько мы отстегнем Чижику со ста рублей?

– Пять.

– А с двухсот?

– А с двухсот десять.

– Да как же десять, когда процентов всего пять, – принимался шуметь Малюта.
– А с трехсот мы скока Чижику отдадим – тридцать? Не-е, я на такое счастье не подписывался. Понавыдумывали процентов всяких… Ежели пять положено, значит пять и плати, и ни копейкой больше.

Когда доводы разума были бессильны, Гамахен отступал. Не всякий сдюжит устоять перед стихией, коей Малюта и являлся. По жизни человек тихий и спокойный, он превращался в ураган, стоило зайти речи об обмане или несправедливости. В особенности ежели дело касалось его кармана. И тогда наступало время языкастого Тоши.

– Горазд же ты, братец, шкуру неубитого медведя делить. Десять рублей пожалел? А они у тебя есть?

– Найду Плимут и будут, - заворчал здоровяк.

– Ну хорошо, допустим, отыщешь ты нужную машину, а дальше что? Заявишься в мастерскую весь из себя красивый и скажешь, где ваш главный – велите подать сюда? Пускай деньгу отстегивает, я ему ща всё расскажу. Так получается?

Малюта недовольно засопел.

– Ничего у тебя не выйдет, братец. Не станут с тобой разговаривать и даже на порог не пустят. С Чижиком станут, потому что для них он свой, а ты чужак - голь перекатная.

– Меня знают, – пробубнил здоровяк, не собираясь просто сдаваться.

– Ну-ка, ну-ка - с этого места поподробнее… Кто тебя знает? Цынга с Товарной и Васюта с Ярморочной? А может бабка Глаша, торгующая яблочными пирогами у южного спуска? Ничего не скажешь - народец авторитетный, в особенности для мастеровых… Ох и рано же ты стал жаться, братец… ох и рано. Для начала полезность свою докажи.

– Я-то докажу, а ежели шкет кинет.

Мне вдруг захотелось сжаться в комок, настолько тяжелым оказался взгляд Малюты. Тоша тоже глянул в мою сторону, но шутливо, без всякого намёка на угрозу.

– Я Чижика давно знаю, - заявил он, - и потому ручаюсь. Пацан надежный, слово свое держит… Хитрожопый, конечно, но кто в наше время другой?

Контраргументов у здоровяка не нашлось, и уже на следующий день меня позвали купаться.

Орловское озеро пользовалось большой популярностью среди местных. И если в западной его части царила истинная благодать, с песочком и лежаками через каждые два метра, то на восточном берегу, поросшем колючками и кустами, случались драки. Хочешь сидеть в теньке поближе к понтону, будь готов сцепится с бразилами из Фавел или с малажскими пацанами. Прошлым летом, когда мы на пару с Гринькой решили пойти окунуться, нас свои же и поколотили – обыкновенная босота с Центровой. Уж больно им красивый ремешок приглянулся. Гриня - дундук, нашелся куда вырядиться. Девчонок на пляже захотел удивить… Удивил, ничего не скажешь. Меня толкнули пару раз, а вопящему приятелю губу разбили. Он потом через неё со мной и разговаривал, всё дулся, что не заступился, да в драку не полез. Один против трех старшаков? Что я, дурной здоровьем рисковать ради дешманского ремня, который не кожаный ни разу. Да и про последствия помнил. Это приятель горазд из дома неделями не выходить, а мне как быть? Я с этими пацанами каждый день по одной улице хожу.

Дурак был Гриня, предатель и трус. Хорошо, что все так закончилось и наши дорожки разошлись. Плохо только, что морду набить не успел напоследок.

Солнце клонилось к закату, когда мы начали собираться - полезли в воду смывать налипшую к трусам грязь. Дольше всех провозился Тоша.

– Ща графьям подарок оставлю, - заявил он и притих. Я сильно сомневался, что моча достигнет того берега, сколько её не гони. Богатеньким наплевать, а вот нам завтра здесь купаться.

Пацаны не стали тратить время на обсыхание, и в одних труселях направились в сторону поселка. Я только накинул на плечи майку, моментально прилипшую и ставшую мокрой. Топать до Красильницкого далековато - почитай, пять километров: сначала по тропинке вдоль озера, потом до купеческого парка, раскинувшегося сразу за платным пляжем, а уже оттуда на трассу и по обочине напрямки до самого поселка. Ежели повезет, то подберет какой-нибудь грузовичок, а ежели нет, будем топать на своих двоих, покрываясь загаром и дорожной пылью.