Шрифт:
– Не похоже на тебя...
Дальнейший разговор его не сильно интересовал. Он снова приблизился ко мне…
Пальцы сжала в кулаки и прежде чем почувствовала прикосновение его губ, я взмахнула руками, намереваясь ударить его по плечам. Причинить хоть каплю тех страданий, которые пришлось пережить в неведении за ту ночь, но шейх играючи перехватил мои запястья и опустил их на траву рядом с моей головой. Не имея возможности ударить, я перешла к словесной атаке:
– Ты хоть представляешь, какие откровенные подробности о вас я вообразила!
Первая часть меня от признания настойчиво потянулась к Артуру, ведь все же надо признать он поступился своими принципами. Для шейха слишком тяжело и немыслимо учесть не только свои желания, но и мысли другого человека. Но мой разум упрямо требовал прогнать шейха и продолжить борьбу, ведь той ночью меня намеренно проучили, позволили думать, что Августина предпочтительнее. Сколько долгих минут я провела той ночью, представляя их вместе. А он…молчал и наблюдал, как я изнывала от ревности и ущемленной гордости?
Рискнуть или нет? Дать нам последний шанс или нет? Сколько еще понадобится шансов для нас и возможно ли в итоге найти общий путь?
– А если бы я проводила время с другим мужчиной, а ты наблюдал…- остаток моей фразы потонул. Заглушенный языком, жадно скользнувшим мне в приоткрытый рот. Заткнул моментально и не дал договорить мысль. Поцелуй стал глубоким и в момент возбуждающим тело, даже кончики пальцев на руках, по-прежнему плененных его тисками, подогнулись и сжались. Закончился он также быстро, как и начался, но лишь для того чтобы Артур со всей темной страстью и жестокостью выдохнул чудовищный ответ мне в рот:
– Если ты позволишь себе мысленно меня обмануть, не говоря о реальности, то я сделаю так, что ты начнешь медленно и страшно умирать, моя Лилия…
Свистящий шепот проник под кожу и оставил во мне невидимый след.
Но, словно одумавшись, шейх перевел тему, не желая развивать страшную мысль.
– Зато я понял одну вещь...
Я не ответила на очевидную уловку по охлаждению моего гнева, а предприняла очередную попытку высвободить запястья, но тщетно.
Шейх не стал томить длительным ожиданием:
– Я не намерен тратить время на второй сорт, - признался великий шейх девяти земель и в ту же секунду я прекратила вырываться.
– Зачем мне довольствоваться объедками со стола, если я хочу самый изысканный десерт? Я намерен взять только самое лучшее.
Я - самое лучшее? Да? Признаться в подобных вещах язык не отвалился?
– «Это самое лучшее» не желает быть послушной, безымянной вещью, ожидающей по вечерам, когда дойдет до нее милостыня господина!
– твердо объявила о своем недовольстве.
И как бы разум не останавливал тело, но желание под влиянием опасной близости, уже бурно полилось по жилам вен и разгорячило кровь. Дыхание нервно участилось от внезапного вопроса ко мне:
– Раньше много женщин удовлетворяли меня, а теперь придется тебе одной удовлетворять мои аппетиты. Тебе одной под силу? Справишься или сдашься?
Времени слишком мало, чтобы найти правильный ответ. Я перестала сопротивляться его рукам, но и вновь не ответила на откровенный вызов-сомнение в моих способностях справиться с его безмерным сексуальным аппетитом. В эротичную ловушку я намеренно не вступила, сражаясь с внутренними сомнениями по поводу нашей совместимости.
Воспользовавшись моим замешательством, мощные пальцы занялись моим лифом и, резким движением, разорвали сырую воздушную ткань. Камни на поясе порвались и посыпались жемчугом на траву, а оставшиеся остались на моем теле. Холодные камни нырнули в ямку пупка, другие прикоснулись к соскам, охлаждая и возбуждая. Под воздействием легкого ночного ветра, обласкавшего мокрую после купания кожу, груди дерзко восстали и привлекли хищный взгляд. Богатствами Артур пресыщен, но время слишком ценил, чтобы тратить на аккуратное обнажение. Мои штаны тоже слишком мешали и потому быстро были разорваны и выброшены жалкими лоскутами на траву.
– Я тебя ненавижу!
– вырвалось, когда заметила, насколько он пристально рассматривал мое тело, словно не желая пропустить хоть сантиметр обнаженной кожи. В разорванной одежде, частично обнаженная для его взгляда, лишь с жалкими остатками лоскутов, с мерцающими камнями на теле. Распластанная на траве для него.
– Я тебя тоже, - признался в ненависти.
– Не смей мне ставить условий. Не смей выказывать мне неуважения. Никогда не смей обращать на себя внимание других мужчин. Во всем остальном можешь делать все, что пожелаешь. Твои мысли и мнение я буду выслушивать наедине.