Я ощущаю горечь, когда думаю о том, как некоторые хитрые политики, недостойные чести быть японцами, обманывали ничего не подозревавших сограждан. Но я готов выполнить любой приказ высшего командования и даже этих политиков, потому что я верю в Японию.

Японский образ жизни поистине прекрасен, и я горжусь им так же, как историей Японии и ее мифологией, отражающей чистоту наших предков… Образ жизни — это проявление всего лучшего, что оставлено нам в наследство. А живым воплощением всего прекрасного в нашей жизни является императорский дом. Отдать жизнь в защиту этих идеалов — высокая честь. Твой младший брат».

Инструктор, который вел занятия в пятом звене, сразу приметил Тамио Кавабэ и всегда выделял его. Кавабэ был выше и крепче своих товарищей, сообразительнее и, пожалуй, более других преуспел в овладении летным делом. Да и налетал он больше других. Ему быстро присвоили офицерское звание. Инструктор дважды поднимался с ним в воздух, потом наблюдал, как тот справляется с самостоятельным заданием, и назначил Кавабэ помощником инструктора.

Тамио принял назначение равнодушно, в командирский барак не переселился и в столовую ходил вместе со всеми. Он чувствовал себя неуютно в компании инструктора и майора Мацунага.

Майор в основном был занят поисками бензина и запасных частей к изношенным самолетам, которые каждый день выходили из строя. Бензин он добывал правдами и неправдами; горючее сливали в канистры, запрятанные глубоко в земле — на случай налетов противника. С запасными частями дело обстояло хуже. Новые самолеты, на которые весьма рассчитывал Мацунага, помня обещание адмирала Хомма, не прибыли. Кончилось тем, что Мацунага запретил поднимать в воздух последние Ки-45, надеясь сохранить их для боевых вылетов.

— Я уверен, что мы получим еще несколько Ки-27 и, может быть, «Мицубиси-96».,— сказал Мацунага инструкторам.

Кавабэ присутствовал при разговоре и потом передал его содержание товарищам.

— Не менее десятка машин.

— Говорят, все новые самолеты идут прямиком, на фронт, — вдохнул инструктор пятого звена. — Вряд ли нам что-нибудь достанется.

— Разумеется, новые самолеты нам не дадут. Получим машины из ремонта, но получим обязательно, — возразил Мацунага. — Адмирал Хомма не допустит, чтобы созданный им отряд в решающий момент остался без машин. Наверное, это будут те же Ки-27. Кстати, у нас совсем нет зениток. Надо обсудить вопрос об использовании Ки-27 против американских самолетов. Нужно научиться перехватывать В-29. Это нужно не только в целях самообороны, но и для того, чтобы не давать американцам бомбить наши города.

— Но как реально может Ки-27 атаковать американский бомбардировщик В-29, превосходящий наш самолет и в скорости и в вооружении? — изумился инструктор. — Да и наши летчики совершенно не подготовлены для ведения воздушных боев.

Майор Мацунага тяжело посмотрел на инструктора. Тот встал и вытянул руки по швам. Лицо его побледнело. Тамио Кавабэ стало жаль инструктора, неплохого, но простодушного парня. В армии подобное простодушие не поощрялось.

— Неужели вы еще не поняли, — ясно выговаривал каждое слово Мацунага, — что в этой войне подготовка пилотов и техническое качество самолетов не имеют ровным счетом никакого значения? Все зависит от боевого духа и морального состояния людей. С тех пор как сержант Ода в мае 1943 года таранил американский В-17, каждый летчик знает, что ему делать, если противник сидит за штурвалом более совершенного самолета.

Мацунага отвел свой взгляд от лица инструктора, которое стало приобретать натуральный цвет.

— Садитесь.

Больше никто в отряде не рисковал задавать майору необдуманные вопросы.

Тамио Кавабэ знал историю тарана сержанта Ода. Посмертно Ода повысили в звании. Этот обычай распространился на отряды камикадзе: в списке погибших к имени приписывали новое звание. Лобовой таран не пользовался популярностью среди японских летчиков: их не устраивал низкий счет — один вражеский самолет за один свой. Расстреляв боезапас, опытные истребители пытались перерубить пропеллером рули управления самолета врага. Некоторым это удавалось.

Размышляя над словами командира отряда, Кавабэ нисколько не сомневался в том, что и ему, и его товарищам в случае необходимости следует пойти на лобовой таран. На более сложный маневр у них просто не хватит мастерства.

Добившись в Токио выделения самолетов и дополнительного количества бензина отрядам камикадзе, вице-адмирал Хомма счел своим долгом продемонстрировать, что сам он экономит горючее. Он отказался от предложенного самолета и сказал, что проедет на поезде сколько можно, а уже на Юге найдет себе место на одном из самолетов, которые возят курьеров главного штаба флота.

К обычному поезду прицепили салон-вагон, чтобы адмирал не испытывал неудобств в пути, но путешествие оказалось тяжким. Хомма был готов к долгим стоянкам и воздушным налетам, но он не предполагал, сколь ужасная картина откроется ему из окна, стыдливо прикрытого хорошо отглаженной белой занавеской.

Страна лежала в руинах, и всякое проявление жизни в ней казалось последними судорогами умирающего организма.

Станции были забиты до отказа. Старики и совсем зеленая молодежь штурмовали поезд; людей среднего возраста Хомма не видел вообще. Мужчины были на фронте, женщины отбывали трудовую повинность.