Ладетто шел по кварталу Касумигасэки, где располагалось большинство японских министерств. Прохожих было здесь поменьше, и Ладетто почувствовал себя совсем неуютно.

Периодически он по привычке оглядывался. Ладетто знал: если слежку ведут несколько человек, засечь их почти невозможно. Молодой человек в зеленом плаще странным образом действовал в одиночку. Поэтому Ладетто сразу и обратил на него внимание. Теперь зеленый плащ отстал, и никто не помешал Ладетто дойти до входа в метро.

Сакумаса стоял на карнизе. Он хорошо слышал, что в комнате работает телевизор. Металлическими когтями, прикрепленными к перчаткам, Сакумаса поддел раздвижную оконную раму, неслышно скользнул между, створками, осторожно поставив ноги на подоконник, и замер.

Плотные темно-коричневые шторы надежно скрывали его, однако как следует осмотреть комнату он не мог. Впрочем, Сакумаса это не беспокоило. В детстве ему завязывали глаза плотной тканью, и целыми неделями он жил ничего не видя. Слух, осязание, обоняние развились у него настолько, что он чувствовал себя совершенно уверенно с закрытыми глазами. Он научился определять присутствие людей по почти неслышному их дыханию, по запаху, по сотне мельчайших признаков, ничего не значащих для непосвященного человека.

Сакумаса точно знал, что в комнате находится сейчас тот, кто ему нужен. Искусство видеть невидимое, напряжением остальных чувств заменять зрение называлось харагэй. Сакумаса овладел эти искусством в специальной школе, о существовании которой знали только избранные. Он провел в ней пять лет.

Дайтону давно хотелось спать. Жена уже с полчаса назад ушла в спальню, а он, позевывая, сидел у телевизора. Зная, что на следующий день он будет чувствовать себя невыспавшимся, Дайтон все-таки не мог расстаться с этим чертовым ящиком. Когда у него не было ночных дежурств, он до поздней ночи смотрел кабельное телевидение на английском языке.

Внезапно шторы распахнулись, и какая-то черная фигура, словно большая птица из давнего фильма Алфреда Хичкока, скользнула в комнату. Дайтон медленно поднялся из кресла. Он не понимал, каким образом в комнате мог оказаться посторонний человек. Он уже раскрыл рот, чтобы крикнуть, но черная безликая фигура приблизилась вплотную, и крик его замер, не успев прозвучать.

Один из учителей Сакумаса умел легким прикосновением пальцев причинять человеку безумную боль или мгновенно парализовать его. Сакумаса в совершенстве овладел этим искусством.

Дайтон так и не успел ничего понять. Он стоял опустив руки. Мышцы и мускулы не повиновались ему.

Сакумаса был уже без перчаток. Сильным движением он раздвинул челюсти Дайтона и ловко сунул ему в рот оранжевую капсулу. Подхватив безвольное тело шифровальщика под руки, он опустил его в кресло. Потом Сакумаса приглушил звук телевизора. Он не хотел, чтобы жена Дайтона проснулась раньше, чем ее муж будет мертв.

Дайтон страдал атеросклерозом. В его возрасте инфаркт может случиться с каждым. Яд растительного происхождения, заключенный в оранжевой капсуле, действует так, что при вскрытии непременно будет установлен инфаркт миокарда. Сама капсула растворится в желудке бесследно.

Уже стоя у окна, Сакумаса оглянулся. Глаза Дайтона, залитые слезами бессильного гнева, были устремлены на него. Шифровальщик по-прежнему не мог пошевелить ни рукой ни ногой. Жить ему осталось несколько минут.

В метро за Ладетто никто не следил. Выйдя на улицу, он взял такси и поехал в посольство.

На всем этаже, предоставленном аппарату токийской резидентуры ЦРУ в Токио, светились два или три окна. Морской пехотинец, который прекрасно знал каждого из сотрудников аппарата в лицо, тем не менее долго изучал документы Ладетто. Только после этого Луиджи проник в тщательно охраняемые апартаменты американской разведки в Японии. За спиной его лязгнула бронированная дверь. Ладетто направился к Финнигану — своему непосредственному начальнику, на чью долю выпало сегодня ночное дежурство.

Финниган бросил на Ладетто беглый взгляд поверх очков и продолжал читать телеграммы, видимо, только что поступившие в посольство и еще не подшитые.

— Я принес… — начал Ладетто.

— Подожди минуту, — отмахнулся Финниган. Он с раздражением читал шифровку, присланную из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли с пометкой «срочно», и бормотал что-то нелестное по адресу отправителей шифровки — руководителей директората технической службы ЦРУ.

— Неприятности? — спросил Ладетто.

В его вопросе не было сочувствия. Просто он понимал, что любые известия, неблагоприятные для резидентуры, немедленно отразятся и на нем самом. Финниган был из тех начальников, которые любят срывать раздражение на подчиненных.

— Директорат требует срочно предпринять что-либо по нашей линии и заставить японцев начать поставки технологии, которой добивается Пентагон. — Финниган помолчал. — Это по твоей части, — после паузы добавил он.

— Я вне игры, шеф. Похоже, мне пора ложиться на дно.

— Да? — Финниган заинтересованно посмотрел на Аадетто. Чужие неприятности всегда улучшали его настроение. Он захлопнул папку с шифровками. — Посиди, я отнесу телеграммы.

Финниган вернулся через несколько минут, по пути включил кофеварку и достал из шкафа две чашки. Аадетто вскрыл пакет, переданный ему Сонобэ, и осторожно разложил на столе содержавшиеся в нем сложные технические документы.