– Мы отдыхали… Вместе.

– Где?

– На море.

– Где?

– В Новороссийске.

– Так, – Усошину потребовалось время, чтобы усвоить услышанное. Новороссийск – это место, которое неизменно цепляло его подозрения. Тем более что именно в Новороссийске их фирма понесла первый урон. Там был застрелен Гущин. «Баллистическая экспертиза. Сопоставить пули», – мелькнула мысль короткая и ясная. Стреляли в обоих случаях в упор. В Новороссийске – когда Гущин открыл ворота и стал под пули, а здесь – когда Горожанинов впустил убийцу в собственный кабинет. Тоже, по сути, открыв к себе доступ. Есть и различия, но кое–что и сходится.

– Как отдохнули? – спросил наконец Усошин.

– Нормально. Купались, пили вино, бродили по городу…

– Все время вместе?

– Нет, это невозможно… Он ведь помоложе меня, другие интересы.

– Какие? – жестко спросил Усошин.

– Ну как… Танцы–шманцы, девушки, ребята…

– Поздние возвращения, необъяснимые отсутствия… Да?

– Было.

– И было кое–что еще, что озадачивало, вселяло тревогу в душу?

– Было, – упавшим голосом ответил Чуфаров.

– Опасные знакомства?

– Не то чтобы опасные… Чреватые, скажем так… Простите… Я хочу спросить… Ведь вы сможете его повидать?

– Да, – резковато ответил Усошин, поскольку повидать Есюгина он собирался и сам, хотя прав на это не имел.

– А я? Я могу его повидать?

– Нет. Хотя передать кое–что… На словах… Можете.

– Спасибо. Скажите ему, что звонили из Новороссийска… Ему передавали привет.

– Мужской привет? Женский?

– Мужской.

– Еще что–нибудь добавили? Слово ласковое? Напоминание о счастливых местах, прекрасных напитках, незабываемых встречах?

– Да нет, ничего этого не было… Просто позвонил какой–то парнишка и сказал, что все между ними остается в силе… Как и договаривались.

– Как зовут парнишку? – спросил Усошин, даже не надеясь на успех, просто так спросил, чтобы убедиться в своем прозрении.

– Не назвался. Слышимость была плохая, видимо, звонил по междугороднему…

– Звонок был до убийства Горожанинова или после?

– После, – голос Чуфарова показался Усошину каким–то смазанным, тот, похоже, сам сознавал важность того, что говорил.

– Значит, разговор с этим парнишкой, как вы его называете, был междугородний? По автомату?

– Нет, сначала возникла телефонистка.

– И о чем это говорит?

– Это говорит о том, что звонил он, скорее всего, из какого–то маленького городка, со станции, из поселка…

– Правильно мыслите, Эдуард Валентинович, – одобрительно произнес Усошин. – Позванивайте. Если у меня будут новости – поделюсь. Но с одним условием – чтобы и вы тоже со мной делились.

– Согласен.

– Этим вы поможете своему подопечному убийце, – он сознательно произнес это слово, взял тон жесткий и даже безжалостный. – Вполне возможно, что вашему Олежке не одному придется нести ответственность.

– Понимаю.

– И тогда его вина, его ответственность, срок, который он получит… Все это может разделиться на двоих… На троих…

– Да–да, я понимаю, о чем вы говорите.

– До скорой встречи в эфире, – попрощался Усошин.

– Всего доброго, Николай Иванович. Передайте Олежке, что я звонил. Хотя бы это можете передать?

– Это могу, – сказал Усошин и положил трубку.

И опять он молча сидел за столом. Выражение лица у Усошина было сонное, слегка недовольное, глаза были полуприкрыты, и, казалось, он просто дремал в ожидании не то совещания, не то какого–то сообщения, не слишком важного, не слишком…

Но состояние Усошина было далеко не сонным. Он чутко прислушивался ко всем звукам, которые доносились до его кабинета из внешнего мира. И он хорошо представлял себе все, что происходит в коридорах здания, за окном, на плацу, в бараках. И лязг ворот услышал, и шум милицейской машины, сдержанные голоса, топот в коридоре. И не сдвинувшись с места, не пошевелив пальцем, уже знал, что Есюгин находится в его владениях, под замком, знал, в какой камере и что делать дальше.

Снова лязгнули ворота, и прощально пророкотал мотор милицейского «газика».

Заглянул помощник:

– Доставили, Николай Иванович.

– Все в порядке?

– Да, ребята уже уехали.

– Тот самый Есюгин?

– Тот самый.

– Мне бы надо с ним повидаться.

– Нет проблем.

– Он как, в порядке?

– Насколько это возможно в его положении.

– Значит, в самый раз.

Усошин поднялся и тяжелой поступью направился к камере, куда поместили вздрагивающего всем телом Олега Есюгина. Двери как бы сами по себе раскрывались перед ним, встретившиеся в коридоре сотрудники прижимались к стенам, уступали дорогу, здоровались. Усошин отвечал кивком головы, но как–то механически, словно опасался расплескать скопившуюся в нем энергию, которую он берег для разговора с бывшим своим заключенным. Последний раз тяжело лязгнули запоры, и он шагнул в камеру.