– А Люся что говорила?

– Ничего, она вообще, кажется, чувств лишилась.

– Ну а дальше что было?

– Мы бабушку в дом отвели, только она наотрез отказалась заходить в дом через главный вход, мы ее отвели через заднюю дверь. Это получилось намного дольше, так как бабушка так напугалась, что еле шла. Вот. Ее отвели в спальню, за врачом послали. Я вот его караулю.

«Сильно напугалась старуха, если пошла через заднюю дверь и поднялась по черной лестнице, при ее-то снобизме», – подумал Петр Андреевич. И это было очень точное наблюдение. В доме было два входа: главный, он через переднюю вел в гостиную, и в гостиной была лестница, которая вела на второй этаж. Это был парадный вход для гостей дома, самой Сабанеевой и ее домочадцев. Второй вход был задний, то есть со двора, он вел в коридор, куда выходили двери кладовки и кухни. Там же была еще одна лестница на второй этаж. Этот ход и лестница предназначались для прислуги. Правда, мальчик Павел, а иногда и Вернов, и даже Петровский пользовались и этой лестницей. Мария Михайловна считала, что ниже ее достоинства подниматься и спускаться по ступенькам для прислуги. Ей же вторила и Настя. Поэтому, если Сабанеева потребовала, чтобы ее провели по этой лестнице, то она и в самом деле была не просто сильно напугана, а напугана до смерти. Но вслух этого Петр не сказал, а только спросил:

– Молодец. А больше сегодня ничего странного не было?

– Да вроде нет, Николай Сергеевич вот только тоже из города не приехал. И его слуги Ли нет дома.

– А остальные все дома?

– Да, все.

– А посторонних не было? А может, кто в гости приезжал?

– Нет, гостей не было.

В этот момент к воротам подъехала коляска, и из нее вышел мужчина средних лет с небольшим чемоданчиком. Приехал врач.

– Здравствуйте, Владимир Петрович, – поздоровался мальчик.

– Здравствуйте, юноша, судя по тому, что Вы меня встречаете, моя помощь понадобилась не Вам.

– Да, бабушка заболела.

Павлик повел врача в дом. Петр на ходу дал ему указание:

– Проводишь доктора и иди к себе в комнату, я сейчас приду, и мы позанимаемся.

Сам же Петр Андреевич направился во флигель, где жила прислуга. Ему хотелось поговорить с девушкой.

Люся лежала на кровати, лицо ее было бледным, к голове она прижимала тряпку, смоченную в воде.

– Люся, ты как?

– Ой плохо, тошнит, как будто тухлятины поела, голова плывет, все прыгает: стены, потолок. Сил встать нет.

– А ты можешь рассказать, что случилось?

– Призрак приходил, видимо, хотел всю нашу семью извести. Ой за что нам это, господи?

Железманов слушал причитания девушки. Было видно, что она напугана и напугана очень серьезно. Вот только как узнать, что ее напугало так сильно?

– Расскажи, где и что ты видела. Это было, когда вы вернулись из монастыря?

– Да, ходила барыня, Павлик и я. Когда мы вернулись, Павлик попросил разрешения не идти в дом. Мы с Марией Михайловной вошли в переднюю.

Передней в доме называли небольшое помещение, которое следовало сразу же за входной дверью. Там не было окон, стояло большое зеркало, кресло и небольшой диванчик, еще была пара полочек, на которые ставились различные фарфоровые безделушки плюс еще цветочный горшок. Цветок, впрочем, рос плохо, видимо, ему не хватало света. Словом, это помещение было предназначено для приветствия гостей: вошли, сняли шляпы и пальто, отдали их горничной, пригладили перед зеркалом волосы и дождались приглашения проследовать в комнаты. Или тут же получили отказ, то есть услышали, что сегодня гостей не принимают, развернулись и ушли. Электричества в доме не было, поэтому комната освещалась или керосиновой лампой, или тремя свечами в подсвечнике. Но чаще переднюю не освещали вообще: было достаточно света, который проникал из комнат дома. Летом обитатели дома просто ее проходили, не задерживаясь, ибо снимать верхнюю одежду нужды не было. Поэтому если не ждали гостей, то лампу в переднюю не приносили.

– Так. И что было в передней?

– Там был призрак. Он был такой страшный!

– А как он выглядел?

– Он страшный был!

– Страшный – это как? Ну, расскажи более подробно, – настаивал Петр. – Может, он был похож на кого-то, может, он был одет во что-то, или это было что-то белое, бесформенное?

– Нет, он выглядел как монах, так же в рясе был.

– Так, может, это был монах? К вам же ходит отец Сергий. Вот он мог стоять в передней.

Однако девушку такое простое объяснение не устроило.

– Не мог это отец Сергий быть. Мы его в монастыре видели, поздоровались, благословения попросили. И речи не было, чтобы ему к нам идти, да и не успел бы он нас обогнать, дорога из монастыря к нам одна. И на лицо это тоже не отец Сергий.

– Тогда, может быть, другой монах был? Тут их много.

– Нет, не мог быть другой монах. Этот, он же не на полу стоял. Он в воздухе парил, и даже под потолок поднялся, а потом руку поднял и вообще вытянулся под потолком. Сгубили невинную душу, вот она теперь и мается.

– Какую невинную душу?

– Как, Вы разве не знаете, задумали как-то раз помещики царицу нашу извести, вот здесь в Солотче заговор и готовили, а монах из монастыря про то узнал и решил им помешать, а они его убили, вот теперь его душа и мается.

– Ну, если это душа монаха, который хотел помешать заговору и даже пострадал за это, то он не может быть злым, может, его не стоит так бояться? – попытался воззвать к логике Петр. Но это было бесполезно.

– А, это он в этом мире был такой хороший, ТАМ люди другими делаются, он теперь может быть очень злым. Он отмщения ищет, поэтому он и предшественника Вашего убил, и Дуню ранил, а теперь вот за мной пришел.