Он сказал это на каком-то смешанном наречии: слово «проститутка» произнес по-немецки, и поэтому девушка не поняла его. Сложив руки на столе, она широко раскрытыми покрасневшими от слез глазами смотрела на американцев. Посетитель, сидевший рядом с ее кавалером, насмешливо спросил:

— Уж не собираешься ли ты учить уму-разуму девицу из веселого заведения?

— Нет, куда там…

Первый американец постучал по столу и сделал знак официанту, чтобы тот принес и наполнил рюмки. Он продолжал по-немецки:

— Они все прекрасно понимают и без нас. — Он застегнул ворот. — Я вот о чем думаю: когда мы унесем ноги из этой страны, чем будут жить эти вот бедолаги, — он сделал ударение на слове «бедолаги».

— Тебя и впрямь волнует судьба этих девиц из бара? Их ведь тысячи!

— Да, волнует, — американец вновь перешел на английский, — а как же иначе? Думать об этом — значит, думать о будущем Америки, — с этими словами он взял рюмку из рук официанта, поставил ее на подставку и захохотал: — Да, да! Я говорю совершенно серьезно! Представь себе: меня в равной степени беспокоят и эти гулящие девки и судьба Америки. Было бы непростительно, — он уселся поудобнее, — не думать об этом.

Девица поднялась из-за стола и, покачивая бедрами, прошествовала по залу. Американец, не обращая на нее никакого внимания, продолжал с увлечением ораторствовать. Девушке, сидевшей рядом с его собеседником, стало не по себе, она отодвинула свой бокал на середину стола и встала, но американец поспешно стал ее уговаривать:

— Куда ты, ну куда ты? Посиди со мной, моя куколка!

И, усадив девицу на место, он стал теребить бантик на ее платье.

В комнате позади кухни за маленьким столиком, на котором валялись яблоки, груши, выжатые апельсины, стояли бокалы, пустые бутылки из-под пива, флакончики с лаком для ногтей, баночки с кремом, щеточки для краски ресниц, сидела подперев рукой щеку та самая девушка, что закатила оплеуху американцу. Волосы ее рассыпались в беспорядке, она бессмысленно смотрела в одну точку. Пот выступил у нее на лбу сквозь слой пудры.

Из неисправного крана подтекала вода, наполняя большой таз, в котором лежали рюмки. Тетушка Ти, сидевшая к девушке спиной, с невозмутимым видом резала лук и огурцы. Монотонное журчание воды напомнило ей о зеленых бобах, стрелявших в крышку кастрюльки. Раскалываясь пополам, они обнажали золотистое мучнистое нутро. Мысли тетушки Ти были заняты Тхюи и ее братишкой. Сколько во Вьетнаме таких, как эта девушка? Не счесть. Сколько таких мальчишек, как ее брат, без отца, без матери, брошенных на произвол судьбы? И сколько таких девушек из бара… Из разрезанных огурцов сочился прозрачный сок. От лука слезились глаза. Вот уже год, как она работает в Дананге. Что сделано за это время? И словно на телевизионном экране, она ясно увидела свои достижения и просчеты, вспомнила мельчайшие подробности. Больше всего она верила в Банг и была спокойна за нее. Постепенно Банг обретет силу. Винь Ко тоже так считает. Банг удалось сохранить в чистоте свою душу. Теперь ей предстоит самой вести борьбу.

— Что это с тобой? — В комнату вошла крашеная блондинка. Она схватила грушу, и надкусила ее. — Ты что, заболела? — устало спросила она подругу.

— Нет, не заболела. Просто меня отшили…

— Как? В чем дело?

— Этот тип болтает об этой своей Америке и о какой-то проститутке и забыл, совсем забыл, что я сижу с ним рядом!

— А не о тебе ли шла речь?

— Да, он говорил обо мне, но разговор начал с Тхюи. Он огорчен, видите ли, что сегодня ее нет.

Крашеная блондинка пожевала грушу и выплюнула семечки прямо на стол.

— Все они одинаковы, эти американцы. Все без ума от этой Тхюи. Сидит рядом с тобой, а сам исподтишка поглядывает на нее. И хотя она вроде бы и ни при чем, — девушка вынула носовой платок и вытерла пот со лба, — но в такие минуты я готова изрубить ее на куски. Вот так же раньше мне хотелось изрубить эту Банг!

Длинноволосая закрыла лицо руками.

— Вчера, когда она напилась до чертиков, я желала ей сдохнуть, чтобы не видеть ее больше, — продолжала крашеная блондинка. — Вернулась домой и думаю: в самом деле было бы неплохо, если бы…

Тетушка Ти подошла к столу, собрала бокалы, выбросила выжатые апельсины в мусорную корзину. Потом вернулась, держа на руке влажное, покрытое пятнами полотенце.

— Что вам сегодня приготовить на ужин? — приветливо обратилась она к девушкам.

— Я бы с удовольствием съела антрекот в кисло-сладком соусе и немного рыбного супа.

— А мне все равно что есть.

Тетушка Ти повесила полотенце на гвоздь и взялась за спинку стула, на котором сидела девушка.

— Если не ошибаюсь, Зуйен, вы любите, чтобы в винегрете было побольше уксуса?

В ответ девушка улыбнулась и, довольная, кивнула головой.

— Большинство девушек в баре любят кислое, — продолжала повариха.

Услышав о кислом, длинноволосая девушка вдруг вспомнила, что вчера они с Тхюи купили лимоны, эти лимоны так и остались лежать у нее в сумочке.

— Тхюи, видите ли, тоже любит кислое, — ехидно вставила она.

Крашеную блондинку словно кто в бок толкнул — она взорвалась:

— Да чем она лучше нас? Кто она такая? Всего-то-навсего деревенская девчонка, которая явилась сюда откуда-то из провинции Тхыатхиен, сначала она и по-английски-то ни единого слова не знала, лепетала что-то по слогам, как ребенок.