Теперь наверняка пальма давала бы уже плоды, — ведь Нян давно исполнилось пятнадцать лет, — если бы американская бомба не угодила прямо в сад. Мать и отец бросили и дом и сад, уехали в город, чтобы спастись от бомб. А девочка, которой дедушка когда-то дал имя Нян, превратилась теперь в Фифи.

— И отец опять поклонился своей дочери-красавице? Почему он это сделал?

Вопрос, который задала Зуйен, вернул Фифи к действительности.

— Потому что отец преклонялся перед своей дочерью, потому что жил он ради великой цели, а она ради достижения этой цели сумела воспользоваться своей красотой.

— Ну а мы, — Зуйен перестала перебирать стручки и, подняв голову, сдавленным голосом произнесла: — Нам-то не суждено совершить ничего славного…

— Это так-то вы поняли мой рассказ? — Тетушка Ти нахмурила брови. Рассказав девушкам эту старинную легенду, она пыталась исподволь подвести своих собеседниц к определенному выводу…

Фифи оставила бобы и с изумлением поглядела на Зуйен. Никогда Фифи не видела Зуйен такой серьезной. Никогда Зуйен не говорила столь решительно, никогда в голосе ее не звучало столько горечи. Может, эти слова произнесла не она? Может, это она сама, Фифи, нечаянно сказала вслух о том, что переполняло ее душу? Израненную душу… Нет, нет, она ведь никогда не питала ненависти ни к Банг, ни к Тхюи. И ты, Зуйен, ты тоже, я хорошо это знаю! А ведь можно подумать, будто я ненавижу тебя, ты — их, они — меня… Круг замкнулся. Мы начинаем ненавидеть друг друга из-за проклятых хозяев, из-за вечной нужды, из-за стыда и позора, который нам всем приходится терпеть. Если бы пришел конец позору, голоду и нужде, каждая из нас жила бы под уютной семейной крышей, между нами наверняка установились бы добрые отношения, у нас появились бы друзья, взаимная привязанность, любовь к родным краям. Ну зачем тогда досаждать друг другу мелочными придирками? Когда мы начнем относиться к себе и к другим по-человечески, кончится и вражда… конечно, кончится. Верно, Зуйен? Почему же мы только сейчас пришли к такой простой мысли? Почему же никто из нас раньше не мог до этого додуматься? Мы и так страдаем, да еще сами усугубляем свои страдания — подличаем, завидуем, лжем…

Словно читая мысли девушек, Ти сказала:

— Ничего, еще не поздно. Важно только, чтобы каждый из нас осознал причину наших бед. И тогда мы поймем, кого надо ненавидеть, а кого любить и жалеть.

— Что вы сказали? — вздрогнув, спросила Фифи.

— Я хочу знать, поняли ли вы, отчего бедствуете всю жизнь? — проговорила тетушка Ти, чувствуя на себе вопросительные взгляды девушек. Нет, спешить нельзя! Тетушка Ти, припоминая все, что сказала сегодня, поднялась с места. — Заговорилась я тут с вами и рис забыла поставить на огонь, — проворчала она и направилась к плите. — А сейчас, девушки, вам пора в зал, — тетушка Ти вернулась и взяла корзину с бобами из рук Фифи: — Будет у вас время, забегайте, поговорим, все веселее станет.

Тетушка Ти улыбнулась.

— Идите, девушки, в зал, только много не пейте, — сказала она Зуйен и Фифи, — мы, наемные работницы, так должны себя поставить, чтобы проклятые хозяева не смели делать с нами все, что им заблагорассудится.

И опять эти слова «проклятые хозяева» породили бурю в душе Зуйен и Фифи. Сразу вспомнились и горючие слезы в полночь, и горькое похмелье, и волосатые, потные руки американцев, и первые обжигающие горло глотки вина… и думы о родных, о младших братишках и сестренках… И покинутая родная деревня, и фиговая пальма, с которой девочке Нян так и не пришлось сорвать плод в день поминовения покойного деда… и бомба, угодившая в сад, и много других бомб, уродующих землю, сжигающих дома, бомб, от которых гибнут люди…

Мадам Джина воткнула в пышную высокую прическу алую розу и сердито накинулась на девушек, приводивших себя в порядок у огромного зеркала:

— Может быть, вы соизволите объяснить, отчего вот уже два дня Тхюи не появляется в баре и даже не считает нужным объяснить свое отсутствие?

Положив гребень на туалетный столик, Банг хмуро посмотрела на разгневанную хозяйку. А та продолжала:

— Раз уж вы нанялись ко мне, так будьте любезны соблюдать порядок. Кто вам разрешил своевольничать?

Мадам поджала губы и сердито повела глазами.

— Вы себе представляете, какие убытки вы мне наносите, когда отлучаетесь из бара на целый день и развлекаетесь со своими кавалерами на стороне! Сплошное разорение!

Мадам Джина взяла со столика пилку для ногтей и стала подпиливать ноготь на большом пальце.

Оправляя складочки на платье и глядя в зеркало на хозяйку, Зуйен ехидно сказала:

— Почтенная госпожа, я думала, вы и сами догадаетесь, что в тот вечер Тхюи выпила лишнего и до сих пор не может прийти в себя.

— В самом деле? — Мадам Джина бросила на Зуйен злобный взгляд. — Значит, каждый раз, хлебнув лишнего, она будет по два дня, а то и больше валяться кверху пузом и приходить в себя?

— Почтенная госпожа, Тхюи, возможно, действительно валяется и…

Зуйен вызывающе смотрела на хозяйку. Девушки, стоявшие рядом, захихикали.

Мадам Джина раздраженно бросила пилку на туалетный столик и, закинув ногу на ногу, резко обернулась.

— Эй, ты, знай свое место, попридержи-ка язык! — взвизгнула она, и губы у нее задрожали, а лицо побелело от негодования — она заметила, как девушки давятся от смеха и не только лица, но и уши у них стали пунцовыми. — Заруби себе на носу да заодно внуши Тхюи: на работу приходить надо всегда вовремя! Думаешь, мне неизвестно, что сегодня ты опоздала на целый час?

Мадам самодовольно усмехнулась.

— Не надейтесь, что я позволю вам отлынивать от работы, меня не проведешь, я найду на вас управу!

— Почтенная госпожа, — теперь Фифи выступила вперед и заговорила с самым невинным видом, — похоже, и вы пропустили рюмашку! Навестите Тхюи, сами убедитесь, что она до сих пор пьяна, спьяну она, чего доброго, еще вам такое выдаст…

— А ну замолчи! Совсем распоясалась! — Мадам Джина вскочила и быстро вышла из комнаты, хлопнув дверью. По кафельному полу звонко застучали ее каблучки. А вслед ей раздался дружный хохот девушек.