— А ты не боишься, что эти твои слишком откровенные признания могут привести к тяжелым последствиям? — спросила тетушка Ти, глядя на Тхюи изучающим взглядом.

— Это я-то боюсь?! — Тхюи резко выпрямилась. — Ничего я не боюсь. Я ненавижу общество, в котором живу, ненавижу всей душой! Это оно втоптало меня в грязь, раздавило! — глаза Тхюи горели гневом. — В этом мире у меня нет близких людей, только мать и отец любили меня и были мне по-настоящему близки… Но их нет сейчас рядом…

Тетушка Ти поднялась, увлекая девушку за собой. Сабо Тхюи увязали в морском песке.

— Я ведь девица из бара, — голос Тхюи перекрывал шум волн, — и меня все равно заставят сделать еще один шаг, последний шаг к полному бесчестью, не так ли? Мне осталось только еще стать проституткой! И никого моя судьба не интересует, она в руках мадам Джины, которая в один прекрасный момент, когда ей будет нужно, толкнет меня на этот последний шаг! Но до этого никому нет дела — ни властям, ни полиции! — Тхюи гневно смотрела на тетушку Ти, словно перед ней была сама мадам Джина, и это невидимое правительство, и эта полиция.

Волны гулко били о берег, в открытом море качались белые паруса рыбацких лодок. Откуда-то донесся хриплый гудок парохода. Море уже не казалось приветливым, оно сердито хмурилось, покрытое барашками белой пены…

— Я ничего и никого не боюсь! Ничего и никого! Я только не хочу стать недостойной своих родителей!

— Нет, Тхюи, ты можешь стать недостойной их, если тебя засосет это вонючее болото.

— А вы считаете, что оно меня еще не засосало? — Тхюи остановилась. — Ах, как бы я хотела научиться разбираться в жизни! — с тоской сказала Тхюи.

Последние слова девушки заставили тетушку Ти снова до мельчайших подробностей припомнить свой недавний разговор с Банг. Судьба Тхюи не слишком отличалась от жизненных судеб ее сверстниц, однако в характере этой девушки чувствовалось что-то необычное, какая-то особая сила! Как меняется Тхюи в минуты гнева, сколько силы в этой хрупкой фигурке, сколько твердости в блеске глаз! Выражение глаз у нее в такие моменты совершенно меняется. С какой ненавистью смотрела на нее Тхюи минуту назад, когда говорила о мадам Джине, о равнодушии властей к судьбам бедняков… Да, эта девушка умеет ненавидеть!

— О своей жизни ты не должна никому рассказывать, — сказала тетушка Ти, понизив голос. — Никто, кроме меня, не должен знать…

Следы на песке становились еле различимы. Темное море грозно шумело. Трудный это был разговор. Но тетушке Ти не впервые приходилось вести такие беседы. На небе зажглись звезды, казалось, они с любопытством прислушивались к голосам двух женщин, и бледная луна тоже слушала их. История, которую поведала Тхюи, была историей жизни простой девушки, бесхитростной, невыдуманной. Здесь все было правдой — от начала до конца. Когда тетушка Ти услыхала имя капитана Хюйена, она вздрогнула. За секунду до того, как Тхюи произнесла это имя, она уже догадалась, о ком пойдет речь. Ей вдруг почудилось, будто ряды филао разом сдвинулись и встали стеной. Тусклые огни, светившиеся впереди, вдруг почему-то напомнили об облавах, которые устраивала на подпольщиков полиция. Ти казалось, что враги приближаются, обступают со всех сторон. Она вспомнила капитана Хюйена, этого головореза, что как бешеный пес рыскал по деревням, выискивая жертвы, главным образом женщин и девушек. Этот капитан, обосновавшийся в Виньдьене, пользовался в те годы неограниченной властью. Капитан Хюйен и американский советник считали вьетнамцев бессловесной скотиной, над которой можно безнаказанно измываться. Это он, капитан Хюйен, в пятьдесят седьмом году вогнал ей под ногти десять игл. Это он, отправляясь однажды утром в католический храм, приказал сварить в кипятке девочку, поучая при этом свору своих подручных: «Вы, кажется, удивлены, младший лейтенант? Так вот, вам надо смотреть на такие вещи ради утоления ненависти, беспощадной ненависти к вьетконговцам! Понятно? Если солдат Вьетнамской республики не умеет ненавидеть вьетконговцев, он никогда не попадет в цель! А коли так — грош ему цена! Пока не попробуешь их мяса, не докажешь свою ненависть к ним! — Капитан Хюйен омерзительно засмеялся и продолжал: — Но только помните, что мясо женщин вкуснее мужского и что особенно хорошо идет печенка [24] под пиво!»

И он действительно заставлял солдат отведать человеческой печени. Об этих жутких, омерзительных трапезах знал весь городок Виньдьен. Капитан Хюйен приказывал сушить на солнце отрезанные человеческие уши, как сушат рыбу, утверждая, что это отличная закуска к пиву, особенно в сочетании с таким деликатесом, как мясо летучих мышей, которых солдаты по указанию Хюйена отстреливали на башне Банган и поджаривали на углях.

«С именем капитана Хюйена у всех связаны кошмарные воспоминания. Подумать только, несчастная Тхюи побывала в лапах этого отъявленного садиста! Каково же ей пришлось, даже представить страшно!..» — думала тетушка Ти.

Тхюи рассказывала о самых страшных днях своей жизни, а тетушка Ти, внимательно слушая ее, вдруг вспомнила Винь Ко. Если бы не помощь односельчан, поддерживавших связь с революционной базой, если бы эта связь вдруг по каким-либо причинам не сработала, Винь Ко остался бы совсем один и, как знать, чем все это кончилось бы для него… Страшно подумать, что могло бы с ним произойти, будь он не парнишкой, а девчонкой и окажись на месте Тхюи!

Море грозно шумело, словно проклиная свору извергов, жрецов насилия, разрушения, лжи и предательства. Не только Тхюи ненавидит их: вся страна, весь народ уже вынес им приговор. Тхюи — их жертва и живой свидетель их страшных преступлений. И каждая новая жертва — это свидетель. Морские волны пенились у берега, вода то отступала, то с грохотом обрушивалась на него. Во имя великой цели люди идут на жертвы. Родители оставляют детей и уходят на фронт бить врага, но ведь не обязательно каждый участник освободительного движения должен идти на жертвы подобного рода — все зависит от конкретной ситуации, конкретных условий, а они бывают разные… Тетушка Ти готова была прижать к своей груди всех обездоленных, ей хотелось обнять Тхюи, приласкать ее. Сердце Ти разрывалось от сострадания к этой девушке, так много пережившей, но она сдержалась и продолжала молча шагать рядом с Тхюи.

По указанию руководства подпольного движения тщательно проверялись люди, которые могли бы быть привлечены к работе.

«А что, если Тхюи все-таки не дочь кадровых работников? Что тогда?..» — снова и снова задавала себе тетушка Ти все тот же вопрос.

— Послушай, Тхюи! — мягко сказала она, повернувшись к девушке, — что это за друг, с которым ты делилась своими сокровенными мыслями?

Тхюи вздрогнула, но сделала вид, что не расслышала вопроса.

— Ты не можешь мне об этом сказать? — продолжала тетушка Ти.