— Нет! Не могу! Я не могу назвать его имени!

— Ну, а если мне очень нужно это знать?

— Очень нужно знать? — Тхюи резко обернулась к тетушке Ти и, нащупав в темноте ее плечо, сказала извиняющимся тоном: — Тетушка Ти, возможно… возможно, я огорчу вас, но я не виновата, я не могу поступить иначе…

— Но я должна знать его имя, мне надо знать, с кем ты говорила о таких вещах!

— Вы даже не представляете себе, тетушка Ти, сколько я всего передумала за последний месяц! Но могу лишь одно сказать: мой друг — очень, очень порядочный человек, он так хорошо ко мне относился, и я должна отплатить ему тем же…

— Но почему я должна верить, что это действительно порядочный человек? Может быть, ты говорила с майором Дорисом?

— Тетушка Ти! — сказала Тхюи дрогнувшим голосом и даже отшатнулась. — Да как же могла я говорить о таком с этим Дорисом! Разве это возможно?!

— Да, вряд ли… — согласилась тетушка Ти. — Майор Дорис говорит с тобой лишь о своей любви.

Тетушка Ти быстро зашагала вперед, Тхюи нагнала ее и пошла рядом.

— Нет. Дорис никогда не говорил мне о своей любви, — торопливо заговорила она, словно оправдывая майора.

— Да ну?! — Тетушка Ти пошла медленнее. — Неужели майор Дорис никогда не изливал тебе своих чувств, не пытался соблазнить тебя, зазвать к себе домой, например?

— Нет, никогда.

— И никогда не просил тебя о свидании?

— Нет, ни разу! А почему вы спрашиваете об этом? Неужели вы все-таки думаете, что друг, о котором я говорила, — это Дорис!

Нет. Тетушка Ти вовсе не думала этого. Она думала о том, как добиться, чтобы Тхюи поняла ее?! Полы их платьев соприкасались, морской ветер ласково обвевал лица. У этой девушки такие правдивые, такие чистые глаза… Нет, нельзя сомневаться в ее искренности…

— Тхюи, твоя история очень меня взволновала. Не знаю, какие слова я должна тебе сказать, пойми только, что я очень тебе сочувствую и очень тебя ценю…

Тетушка Ти почувствовала, как задрожала в ее руке рука Тхюи. Ничего, бывают моменты, когда трудно, просто невозможно скрыть свои чувства. Как хорошо, что Тхюи после всего пережитого сохранила способность глубоко чувствовать. Она умеет по-настоящему ненавидеть и по-настоящему любить…

— Каждому хочется иметь свой дом, семью, — продолжала тетушка Ти, — каждому хочется быть рядом со своими близкими, заботиться о них… но наступает пора, когда во имя высокого долга приходится жертвовать не только любовью, но даже своею жизнью, когда приходится отказываться от всего личного, подчиняясь велению долга… — тетушка Ти немного помолчала, а потом пояснила:

— Именно так и поступили твои родители, когда расстались с вами. Приведет ли путь, избранный ими, к счастью? Не знаю, что ответить на этот вопрос, но одно я знаю твердо — надо бить врага. Если хочешь счастья, прежде всего надо быть свободным. Только свободный человек по-настоящему дышит полной грудью, живет, трудится, любит… Раньше я боролась с французскими колонизаторами, потому что понимала: пока на нашей земле распоряжаются захватчики, они будут сеять смерть и страдания, дети будут жить в разлуке с родителями, жены — с мужьями, людей насильственно лишат крова, цветущие поля и сады придут в запустение. И сегодня те, кто вступил на путь борьбы с американскими агрессорами, рассуждают в точности так же! Я сама не очень хорошо разбираюсь в некоторых вопросах и не могу сказать, какой путь приведет к счастью тебя и других, ты это узнаешь от своих настоящих друзей.

Тхюи глубоко задумалась. Узнает от своих настоящих друзей!.. Но если тетушка Ти еще не во всем разбирается, то как разберется она, Тхюи? А Кхиет? Мог бы он ей помочь? Нет, не нужно раздумывать над тем, приведет ли к счастью именно этот путь, для нее главное — другое: по этому пути пошли ее родители. Сбудутся ли мечты братишки Ты? Она вдруг вспомнила, как в свое время мечтала лишь о том, чтобы ее не оскорбляли, не били, чтобы в нее не стреляли… Вспомнила тот вечер, когда сидела на бревне возле дома тетушки Зьеу, — тот вечер, когда братишка Ты наивно решил, что с уходом из дома тетушки Зьеу кончатся все их страдания. Сама Тхюи так не думала, она видела весьма мрачную перспективу. Она отдавала себе в этом отчет, но выбора у нее тогда не было.

Тетушка Ти молчала, а Тхюи напряженно думала. Почему она избрала этот путь? Ради брата? Неужели только ради брата? Под ее деревянными сабо хрустела прибрежная галька. Ветви филао, слегка подрагивая, шелестели, и шорох этот был словно таинственная, волшебная музыка…

Но если не суждено сбыться ее мечтам, мечтам ее братишки, то был ли смысл ее родителям избирать этот путь? Она вспомнила, что сказала ей Банг месяц назад, вспомнила, словно это было вчера: «Наступит время иных духовных ценностей. У каждого будет работа, у каждого будет право выбора профессии, каждый сможет получить образование, добиваться исполнения своих сокровенных желаний».

И весь этот месяц, что прошел с того памятного разговора, Тхюи не находила себе места, потеряла сон и аппетит. Она все думала о том, что сказала Банг.

Надо бороться с врагом, чтобы обрести свободу, так говорит тетушка Ти. А враг — американские захватчики, это ясно. Но в чем ее собственное счастье? В этой борьбе за свободу?

— Тетушка Ти, а если я уже узнала обо всем от своих настоящих друзей, что тогда?

Задавая этот вопрос, Тхюи как бы хотела подчеркнуть, что уже приняла решение. Она почувствовала, как от волнения пересохло в горле, зазвенело в ушах и этот звон словно сливался с волшебной музыкой, приносимой ветром с ветвей филао…