Ритуал по обнаружению враждебной магии на предмете оказался совсем несложным. Девушка легко его осуществила и убедилась, что и чайник, и открытка девственно чисты.

К своему удивлению, Арина обнаружила в своей спальне Фёдора. Героическая душа была в трусах и с пледом в руках.

— Не поняла? – нахмурилась чародейка, — ты чего пришёл?

— Не догадываешься?

— Догадываюсь, но сразу говорю: «Нет. Бесповоротно и окончательно, нет». Никакого интима!

— Intimite frapports intimes? – захохотал Фёдор, — вы много о себе возомнили, госпожа Воронцова-младшая! Не знаю, что ты там себе навооброжала, но я здесь с единственной целью – защищать тебя в случае чего. Не доросла ты пока до другого.

— Из бабушкиной спальни защищать не получится?

— Лучше быть рядом. Во сне ты даже позвать меня не успеешь.

Рина обиделась, что её женская привлекательность получила такую низкую оценку, но кивнула на диван.

— Дай хоть простыню, граф я или не граф?

Чародейка покраснела, обругала себя в душе за невнимательность и выдала своей героической душе полный комплект нового постельного белья.

Заснула она быстро. У Рины вообще никогда проблем со сном не было. Перед тем, как заснуть, она слышала, как ворочался Фёдор, укладываясь на жёстком диване.

Разбудил их обоих странный звук. Гомыхнуло на кухне внизу.

— Прошка, — сонно проговорила Рина, — опять, гад, по посудным полкам лазит. Уронил что-то. И бухнулась снова на подушку.

— Нет, — негромко проговорил Алеут, — это не кот.

Чародейка откинула назад перепутанные волосы, села и прислушалась. По телу пробежали мурашки. По лестнице кто-то поднимался с мерным негромким позвякиванием. Звук вызывал ассоциацию с рыцарем, закованным в полный доспех. Сабатоны громыхают по ступенькам. Фёдор уже был на ногах. Легко, словно табуретку, он отодвинул диван от стены, велел Рине спрятаться за высокой спинкой и не высовываться. Сам он встал справа от двери. В левой руке засветился призрачным сиянием знакомый пистолет, а правая легла на выключатель. Удар ноги, дверь с треском распахивается, а Алеут одновременно жмёт на выключатель и на курок. Выстрел, грохот.

Рина, естественно, не могла не высовываться и выглянула из-за дивана. У входа в спальню стоял Фёдор с дымящимся пистолетом в руке, а у его ног валялась груда кухонной утвари.

Вдруг вся эта невообразимая груда пришла в движение в спальне собралось нечто, отдалённо напоминающее человека. Словно современный скульптор-авангардист создал арт-объект для рекламы магазина хозтоваров: мощный торс состоял из пустых пивных банок, облепивших глубокий вок. На руки и ноги пошли ковшики, сковородки, кастрюли и другие металлические вещи. Головой служил бабушкин чугунок, в котором она так любила варить борщ, а вместо шлема красовалась знакомая коробка из доставки. Голографическая наклейка горела красным, вызывая неприятное чувство следящего за тобой одним глазом циклопа. Но самыми ужасающими были кисти рук, они целиком состояли из колющих и режущих предметов, ощетинившись шампурами для шашлыка, ножами, вилками. Вход пошли даже металлические ринины палочки для еды и кухонные ножницы.

— Голем, — констатировал Фёдор и материализовал второй пистолет.

Голем махнул рукой в его сторону, но вяло, словно человек с пистолетами был не главной его целью. Уворот и выстрел. Полетели банки от пива, но гиганту, казалось, это ничуть не повредило. Он, тяжело ступая, повернулся к дивану и увидел поспешившую спрятаться девушку.

Замах, и в спинку дивана, а также в стену с силой воткнулись ножи и вилки.

Рина запоздало вспомнила про щит.

Фёдор продолжал стрелять, но выстрелы его особого вреда не несли.

Голем отшвырнул диван и нацелился на скорчившуюся у стены чародейку. Толстой был уже рядом. Удар креслом разнёс половину урода, с грохотом распавшегося на отдельные предметы. Без верхней части голем нелепо переминался на неуклюжих ногах, ступнями которых послужили старый электрический утюг с волочащимся проводом и утятница.

— За дверь, быстро! – выкрикнул Фёдор, — я пока не знаю, как убить гада.

Рина беспрекословно послушалась, и вдруг её осенило: если перед ними голем, то управляющее заклятие должно быть в голове. На чугунке бабушки – исключено. Оставалась коробка, которую они не проверяли.

— Стреляй в красный глаз, — сказала она, закрывая дверь.

Из спальни донеслось знакомое звяканье – голем притягивал свои части, собираясь в единое целое, потом раздались два выстрела. Последовал звук сгружаемого с самосвала металлолома и всё стихло. Девушка осторожно приоткрыла дверь. Опираясь на подзеркальник, стоял Фёдор, залитый кровью, его левое плечо было основательно рассечено торчавшим в стене кухонным кизлярским ножом, а у его ног валялся поверженный голем.

— Ты была права, — усмехнулся он, хотя и было видно, что ему очень больно, — мусор всё-таки выкинуть следовало.

Рина не представляла, как остановить кровь у того, кто не являлся человеком, но обладал плотью и кровью. Девушка глубоко вздохнула, взяла себя в руки и постаралась припомнить всё, что им рассказывали на курсах сестёр милосердия в университете. Перекись водорода, хоть и заставила полковника Преображенского полка, известного бретёра совсем по-детски зашипеть от боли, но кровотечение остановилось. Рина подула на порез, совсем как во время практики в 63-ей гимназии подула на шишку, набитую пятиклассником во время перемены. Не хватало лишь приговаривать: «У кошки боли, у собаки боли…».