Женщина пошатывается от бессилия, и я тут же ее подхватываю.

– Вы в порядке? – беспокоюсь я.

– Д-да, - хрипит она, глядя куда-то в пустоту, но, когда болезненные погасшие глаза доползают до меня, удивлённо распахиваются.

Знакомы? Нет.

Скорее ей странно, что благородная девица, которую выдавал мой богатый наряд, решила заговорить с оборванкой. Не хочется ее так называть, но по-другому, увы, не получается.

Женщина бедна, это выдают ее потрепанные сумки, заношенный платок, повешенный на плечи и стертые туфли. Но при всех этих показателях бедной жизни мне почему-то хочется ей восхищаться.

Меня поражает такой шок, что я не могу пошевелиться.

Смотрю во все глаза на эту несчастную женщину и понимаю, что сейчас натворила. Я привела монстра к женщине, которая едва не потеряла дочь по вине той, в чьем теле я нахожусь.

Паника колоколом бьет в мозгах, я не могу из себя выдавить ни слова.

– Я … я… , - только и получается у меня хлопать дрожащими губами.

Женщина горько улыбается, а ее глаза, наполненные болью, скользят с меня на алюминиевую кружку.

– Держи, - говорит она, протягивая ее мне. И я как умалишённая цепенею на месте.

– Не отравлена, - шепчет она то, о чем я даже и не подумала по простоте душевной.

Напротив, я не могу понять, почему она дает воду той, кто едва не отнял у нее самое ценное? Она ведь любила дочь. То есть любит до сих пор и очень сильно.

Так и смотрю в ступоре на женщину, на протянутую воду, пока не раздается звук хлопнувшей двери.

– Матушка, - звучит этот голос.

Я должна была его узнать, но слишком обескуражена происходящим. Не опомнилась даже тогда, когда господин ректор во весь рост показался в дверях.

А вот он оказывается куда предприимчивей меня.

Ровное всегда холодное лицо искажается сначала негодованием, а затем такой яростью, что я ощущаю себя пеплом, развеянным после кремации.

«Он сейчас меня убьет!» - кричит мысль в голове.

Не говоря ни слова, этот мужчина влетает в комнату, хватает мою руку и тащит прочь из дома несчастной женщины. Лишь когда за нашими спинами захлопывается калитка, и мы скрываемся от глаз хозяйки за кустами, он останавливается, но все еще не отпускает меня.

Я вся судорожно сжимаюсь, ожидая мести. Боюсь даже поднять на него взгляд, но знаю все, что он сейчас пылает в его глазах.

– В вас нет ни капли святого, леди Сьерра?! – в голосе столько гнева, что хочется плакать. Почему-то я не боюсь, того, что он сейчас может сделать со мной. Напротив, мне так больно, будто его боль стала моей собственной.

Я отворачиваюсь, чтобы он не увидел моих слез, но ректор воспринимает это как попытку бегства и притягивает к себе с такой силой, что я едва ли не ударяюсь в его каменную грудь.

– Пожалуйста, пустите, - шепчу я жалобно, потому что от близости мне только хуже. Словно я антенна, перехватывающая сигнал. И чем ближе, тем больнее.

Но ректор и не думает слушать.

– Как вы могли заявиться в этот дом?! Что вы опять затеяли?! – требует ректор.

– Ничего! – трясу я головой, как провинившаяся первоклашка перед строгим учителем. – Я не знала, чей это дом. Просто увидела, как госпоже стало плохо, и помогла.

– Вы?! – голос полон недоверия и усмешки. – Помогли?!

– А что вас удивляет? – не понимаю я, и тут же вспоминаю, что я не в своем теле, а под личиной его врага. – Люди меняются!

Крепкие пальцы сжимают мое запястье сильнее, и я ойкай, не выдерживая натиск.

– Пустите!

– Люди меняются, но не вы, леди Сьерра, - уверено режет ректор, но мою руку все же отпускает.

Я тут же прижимаю горящее огнем запястье к груди, желая унять пламя. Ректор внимательно отслеживает это действие и корчится. Сначала, как мне кажется, он удовлетворен, тем, что наказал хоть так, но после я вижу в его глазах разочарование. Во мне?

В самом себе. Взгляд его остается таким же злым и жестоким, но я вижу за этой ненавистью большее. Он не злодей. Злодей бы не стал сдерживать гнев, который разъедает его изнутри, и говорить на «вы» с той, кого люто ненавидит.

– Вам отшибло память, но не голову. И то, первый факт вызывает сомнения, - теперь он говорит напористо, но спокойно, тихо, а меня кидает в дрожь так, словно тут благим матом орут.

– Не пытайтесь никого одурачить. Что бы вы не задумали, чтобы вы не хотели от этой женщины – оставьте это! Не приближайтесь к ней больше. Ибо мое терпение уже на исходе.