— Михаил, Василиса права. Нужно подождать с увольнением. Еще дней шесть или семь. Пока все не завершится.

— Вы собираетесь оспаривать мое решение, Алена?

Буров недобро прищурился. Вот тут я почувствовала напряжение в полной мере, заныли затекшие мышцы. Оказывается, все это время я была натянута как струна в ожидании приговора. И вдруг поддержка со стороны, которую я не ждала. И новая надежда забрезжила, что получится все исправить.

— Василиса новенькая и неопытная, — заговорил и Максим. – В следующий раз будет гораздо внимательнее. Никогда не знаешь, к чему приведет тот или иной поступок заранее. И как сложится цепь событий в дальнейшем. Все, что не делается, к лучшему. Я в это верю. Это всегда срабатывало.

— Вообще, вероятность наступления события осталась той же, — произнес Глеб, что-то проверяя в планшете. – Ну, подросла на пару процентов пока. Это может быть погрешностью программы. Клиентка не придала значения словам Василисы. Считай, они улетели в пустоту. Это как ложный ход, который не повлиял на игру. Можно не замечать.

— Михаил, я тоже поначалу ошибалась. Вам ли не помнить?

Настя. Она тоже решила заступиться. Тут Ирина поднялась с диванчика, важно пригладила волосы, привлекая внимание. Выдержала паузу, явно решив высказаться по теме вопроса.

— Ответственность за проступки всегда надо нести в должной мере. Михаил прав.

— А мне все равно, — с усмешкой из-за своего стола добавила Елизавета Андреевна. – Я вот скоро уйду, а вы даже и не заметите. А ваша новенькая Василиса, если хотите знать, ленивая к офис-менеджерским делам, все боится перетрудиться. Пользы от нее будет мало. Молодая же. Я бы назначила штраф, а потом простила. Но вам решать, Михаил. Вы же главный тут.

— Значит, бунт? – спросил Буров, прищурившись.

Он обвел глазами сотрудников, задерживаясь на короткое время на каждом. Оценивал, что-то думал. Все молчали, глядя на него с интересом, а мне хотелось коллег расцеловать. Обнять, поблагодарить за поддержку. Алену, Глеба, Макса и Настю. Совсем чуть-чуть Елизавету Андреевну, что думала вперед о себе. Пивнова надеялась, что ее попросят остаться на рабочем месте, подчеркнула мою никчемность и тут же проявила лояльность. Чтобы ни с кем не поссориться.

Не ожидала, что они так заступятся. Это было приятно.

— Значит, бунт, — уже утвердительно произнес Буров с самодовольной улыбкой. – Ну, хорошо. Тогда я снимаю с себя всякое руководство пока еще нашей стажеркой, — потом повернулся ко мне: — В дело влезать не смей. Через шесть дней напишешь заявление и навсегда покинешь это место.

— Я не смогу сидеть без дела.

— Это уже не мои проблемы, — бросил Буров, а затем скрылся у себя в кабинете.

Он ушел, и сразу стало легче дышать. Будто небо разъяснилось, хотя за окном хмарило еще со вчерашнего дня. У меня появилась отсрочка, и от моих дальнейших действий будет зависеть не только судьба Алии и ее детей, но и моя судьба. Ну, или хотя бы работа в этом бюро, что для меня почему-то имело значение. Я не хотела отсюда уходить, будто чувствовала, что здесь моя жизнь, будущее, раскроются мои таланты.

Еще я не винила себя за свой не слишком умный поступок. Теперь, когда известен результат, понятно, что можно было и не рассказывать Алие о Тимуре. Но как получилось, так получилось. Нести ответственность за сделанное – это не бежать от проблем в слезах и обидах, не кричать, что виновата Алия, не захотевшая мне поверить, не винить обстоятельства или Бурова, что не оценил мой благородный порыв, а попытаться исправить ошибку. Я не собиралась просить прощения, извиняться, заниматься самобичеванием. Я намеревалась исправить положение, сделав от себя все зависящее. И знала, что Алена и Глеб, Макс и даже Настя мне в этом должны помочь, хоть и не обязаны. А пока…

— Спасибо вам за поддержку, — поблагодарила коллег. – Не знаю, что и сказать.

— Все течет, все меняется, Вася, — сказала Алена. – Проблемы перемелются, мука будет. Но нам пора и работать.

Ее слова стали сигналом, и спустя несколько минут в приемной никого не осталось. Кроме Елизаветы Андреевны.

Теперь я рада бы получить хоть какое-то задание, но во мне необходимость отпала. Тогда я села на диван. Что ж. Ждать, так ждать. Меня хватило на час. Куда-то уехал Максим, а за ним Настя. С собой меня не взяли. Я не просилась, мне не предлагали. Остальных беспокоить не хотела, да и что я могла им рассказать? Пожаловаться на то, что сглупила? Или на бессердечность Бурова? Или на неудачу? Нет. Жаловаться я не привыкла, как не привыкла и ныть.

Чтобы убить время, я спустилась вниз погулять по небольшим магазинчикам. В холле их было много, где продавали всякие мелочи полезные и не очень. Возле одной витрины остановилась. На меня смотрел зонт. Ну, в смысле, не зонт на меня, а я на него, но, кажется, мы друг в друга влюбились. Зонт мне поднял настроение. Дело в том, что он был… апельсиновым. Апельсиновая долька в разрезе, оранжево-желтая, как солнце, яркая, сочная. То, что надо для осени.

Пребывать в тоске и апатии сразу же расхотелось, появилась надежда. Что-нибудь обязательно придумается, а пока…

Незамедлительно нашла продавца, узнала цену и, немного поморщившись (все же цена кусалась), я стала счастливой обладательницей веселого зонта. Даже если я стану вновь безработной, хоть зонтик на память останется. Впереди будут дожди и ноябрь. Моделирование будущего начинается всегда с настоящего. Собирание пазлов из опыта прошлого тоже привносит свой вклад, но живу-то я здесь и сейчас. К черту плохое настроение! Апельсиновый зонт — то, что надо!