— Тимур! Как ты можешь говорить такое? Я не виновата!

— Я бы тебе сейчас как… — он запнулся на полуслове, будто осознав, что на грани. Смерил ее презрительным взглядом, — за вранье… Но живи. Я беременных теток не трогаю.

Тимур вышел из ванной комнаты, с шумом захлопнув дверь. По щекам Алии покатились горячие слезы. Она беременна, он ее пальцем не тронет, это стало понятно, но словами бьет больнее ножа. Колет, режет, вспарывает ей сердце и душу. Раз за разом. Мучает. Потом извиняется. Издевается над ее чувствами.

Вчера радовался прибавлению, а сегодня она никчемная дура. А ведь она, Алия, лучше всех читала в университете Гете и Есенина, ее приглашали на кружки литературы, она знает английский язык. С точными науками, да, у нее есть проблема. Но в остальном… Нет, она не глупая дура! Но он, ее любимый мужчина, считает ее таковой. Назвал теткой, а ей всего двадцать три. Она его младше на четыре года!

Алие было очень обидно. Все снова зашло в тупик. Она уже не знала, что думать. Во что верить. Где искать выход. Может, она сама разозлила Всевышнего сегодня, когда звонила в дурацкие фонды? Спугнула свою удачу и теперь ей пришло наказание? А ведь это идея Василисы была. Снова эта странная женщина! Не было бы ничего, не будь с ней знакомства. Худшим в жизни был тот самый день, когда они встретились в парке.

Наступила суббота. Я гуляла по парку с Браксом. Неподалеку высилась многоэтажка, в которой жила Алия. Позавчера Буров меня уволил, но коллеги вступились и выторговали несколько дней. До события осталось два полных дня, не считая сегодняшнего.

Сюда я приехала утром, надеялась встретиться с Алией. Это была бы случайность. Я хотела извиниться перед ней, помириться, если получится. Пару раз ей звонила, писала в мессенджер, но абонент не отвечал. Наверное, она бросила мой номер в черный список и по-прежнему не хотела общаться.

В офисе остаток четверга и пятницу я слонялась без дела. Макс и Настя пропадали на выездах, Алена и Глеб ничего нового не сообщали. Ситуация почти стабильна, процент вероятности наступления события подрос на десять процентов, но еще находился в приемлемых границах. Эмоции Алии поддерживаются на привычном уровне.

Обида – восемьдесят пять процентов. Злость – тридцать. Растерянность – двадцать. Уныние – шестьдесят пять. На экране монитора я видела серые вспышки, перемешивающиеся с черными, красными. Реже желтыми, белыми.

Что-то происходило. Я это чувствовала, как затишье, которое всегда наступает перед свирепой бурей, как штиль на море за пару дней до сильнейшего шторма. Как паузу, за которой случится развязка.

Несколько раз я выходила в надпространство, искала там Алию, видела все тот же аят, который обвивал ее клешнями и высасывал жизненные силы. Так я видела, хоть и знала, что это люди добровольно все отдают, играя в игру этой матрицы. Управлять эмоциями чрезвычайно трудно, но возможно. Я видела, как справляются Буров и Макс, и намеревалась этому научиться. Не падать из крайности в крайность, не зацикливаться на обстоятельствах, а пока перетирала случившееся, пытаясь найти вариант.

Две ночи снился один и тот же сон. В этом сне я видела женщину в красном платье, стоящей на краю обрыва. Еще знала о порывах ветра, видела серость и черные тучи на небе. Тем ярче выделялось на этом фоне алое пятно. Дважды пыталась приблизиться к женщине, но никогда не успевала. Незнакомка падала вниз. Не нужно никаких сонников, чтобы понять, как я переживаю, что не могу больше влиять на события.

Зазвонил мобильный. Я вытащила его из рюкзака, с улыбкой отметив абонента. Звонила мама, моя кровинка, родной человек, скучавший по мне всегда. Мама жила в пригороде последние десять лет, раз в месяц я обычно наведывалась и проводила с родителями выходные. Знала, что им нужна и старалась отдать все тепло, получая в ответ не меньше.

— Как дела, доня?

— Прекрасно.

— А голос звучит так, что не очень, — скептично от мамы в ответ.

— Ты чувствуешь меня, как бы я не пыталась солгать, - констатировала с полуулыбкой.

— Второй день думаю о тебе, решила позвонить. От тебя все равно не дождешься.

— Обижаешься на меня за это?

— Нет, — спокойно ответила мама. — Я захотела тебя услышать, вот и позвонила сама. Ну, рассказывай. Что у тебя там стряслось? Меня не проведешь. Сны нехорошие снятся.

Что ж. И мне, Василисе Красиной, иногда нужен личный психолог. Нет, мама психологией не занималась, но была очень мудра, поэтому я с удовольствием рассказала ей о происходящем. Не слишком подробно, вряд ли бы она поняла что-либо о надпространстве, аятах, но пытаясь передать общий смысл. Что случилось в офисе, на работе. Рассказала о своей промашке, как не выполнила приказ начальства, поступив по-своему, о коллективе, кто вступился, а кто порадовался за будущее мое увольнение.

Я не боялась, что меня осудят. Именно сейчас, понимая, как это ценно, когда тебя просто слушают. Просто слушают, не укоряют, не вставляют важно, что надо было думать обо всем раньше. Мама не перебивала, а когда я закончила, произнесла: