— Что с Гульмирой? Неужели она настолько испугалась за дочь?

— Люди терпеть не могут, когда им приходится что-то решать против собственных принципов. Ее мир, ее правда сейчас рушатся. Это будет происходить, когда она зайдет на кухню и увидит там пустую тарелку и кошку с куском мяса на подоконнике. Потом, если позвонит Алие, то узнает, что у нее скоро родится третья внучка. Когда узнает, что о поле ребенка Алия никому не рассказывала, ей придется принять решение. Поверить мне или нет, и взять на себя всю ответственность.

— Но вы же вмешались кардинально в судьбу этой женщины! Вы запретили мне вмешательство, а сами?! Это же… Лицемерно! Делать то, что запрещаете другим!

Буров смотрел на меня, чуть приподняв густые брови. Он улыбался, в серых глазах плясали бесенята, подсказавшие мне, что я прямо сейчас проиграла, не успев с ним даже сразиться. Где-то был подвох, но его причина неуловимо ускользала от моего понимания.

— И, заметь, я сделал это без предъявления доказательств. Как и ты. Разница в том, что ты пыталась донести до Алии то, что уже свершилось, я же рассказал о возможной вероятности будущего.

— А разница в чем?

— Нет особо разницы, если так разобраться. У любого человека появляется выбор поверить или нет. Этот выбор появился сейчас и у Амиржановой.

— Вы только что подтвердили свои двойные стандарты, Михаил!

— Давай теперь разберемся, — довольно продолжил Буров. — Перед тем, как рассказать, я спросил: готова ли она помочь своей дочери. Гульмира ответила согласием. Свобода выбора была не нарушена. А вот ты? Подтвердила согласие Алии в реальном мире, прежде чем рассказала ей об измене?

Пришлось напрячь мозг и повспоминать. Только в надпространстве девушка в алом шептала мне: «Помоги». В день знакомства я сказала Алие, что она согласилась на что-то. А вот на что я ей так и не ответила. Все так и осталось туманным. Но разве Шурзина давала согласие? Нет. Как такового, согласия не было. И этой темы больше мы не касались. Я лишь слушала и поддерживала Алию. Не больше. Выходит, Буров прав. Всего лишь маленький нюанс, который показал разницу наших поступков.

— Ты настояла на помощи, когда рассказала Алие об измене, а, по сути, проявила насилие. Это называется догнать и причинить добро, Василиса, — с усмешкой продолжил шеф. – Нарушила главный принцип работы бюро. Я же мать Алии в начале беседы спросил, готова ли она помочь своей дочери? Теперь у нее есть выбор и информация. От нее зависит, как она ей распорядится.

— Если бы она знала, о чем ей расскажут… И согласие окажется фикцией.

— Думать надо на будущее перед тем, как даешь согласие на что бы то ни было. При необходимости уточнять. Например, какого характера будет информация, кто люди, что ее предоставляют. А не так бездумно соглашаться на авантюру. Каждый учится на своих ошибках и несет ответственность за свои решения. Впредь она будет внимательнее.

Мой последний аргумент превратился в хлам, разлетевшись от несостоятельности. С одной стороны, не хотела бы я оказаться на месте Гульмиры сейчас. Но, как знать? Если сделать правильный выбор, то с другой стороны, посещение Бурова станет благом при условии, что это спасет жизни близких.

И все же я проиграла. Придется признать поражение. Не права, еще и шефа обвинила в двойных стандартах, нарушила принцип работы бюро.

— Простите, Михаил. Была не права…

И заслуживаю увольнения, как никогда. Мало того, что ослушалась, так еще и вон что устроила… И Бурова обозвала лицемером. Уф… Ошибка за ошибкой. Да что же происходит такое?

— Поехали. Подброшу тебя до дома. А ты подумай, как благие дела могут превратиться в насилие. В будущем тебе пригодится, если хочешь жить в равновесии.

Я вздохнула. Это тоже был мой урок.

День 13

Тимура не было, он снова задерживался с работы. Алия не находила себе места. В последнее время ей казалось, что муж не хочет бывать дома и находит любые возможности, чтобы только ее не видеть. Она уже не знала каким ужом извернуться, чтобы ему угодить, но все было тщетно. Все, во что она верила, все, чему ее учили, переставало работать. Почти все время Тимур пребывал в раздраженном состоянии и оно, кажется, только нарастало. Рассказывать о проблемах ей он тоже не хотел. Но Алие всего-то хотелось его любви, на которую она могла претендовать по законному праву. По праву его жены.

А по ночам, в своих снах Алия барахталась в грязной тине, желая выплыть на твердый берег, но чем сильнее стремилась к цели, тем хуже у нее получалось. Берег отдалялся, болото тянуло вниз, вызывая страх и страдания. Просыпалась всегда с чувством глубокой тоски. Она любила Тимура, его энергию, эмоциональность, восхищалась им и ждала. Не видела жизни без него, а он…

Он отдалился от нее после того злосчастного разговора, когда узнал, что у них родится третья девчонка. Вспоминала его лицо и презрение. В такие моменты Алия почти ненавидела плод, но одергивала себя, сгорая от стыда и неприязни к себе такой. Злой и бессердечной. Не родившийся ребенок не виноват в том, что происходит. Тогда она просила у двенадцати недельной дочки прощения и плакала, прячась в ванной, а потом, глядя на Анельку и Бибку, все думала, думала… Что если им достанется ее судьба? Жить с любимым мужем, терпеть. А если муж будет таким, как Тимур? А если хуже? Нет, она не хотела, чтобы ее дети страдали, она хотела их видеть счастливыми.