Камша Вера Викторовна
Шрифт:
Эльф перевел взгляд на молчаливого Норгэреля. Сказать? Или тот уже догадался? Как много ответов на старые вопросы и как много новых загадок, а день все не кончается.
– Нэо, - Аддари говорил шепотом, - может быть, спустимся? Эта башня... Я больше не могу!
– А я еще больше не могу, - вздохнул разведчик, - но Ларэна придется нести...
Вот и все - слово произнесено и стало реальностью. Роман видел, как вздрогнул Норгэрель, он еще не понял, что может забыть о своей болезни. Круг замкнулся - они бежали от смерти, догнали ее и убили. Завтра придет радость и ощущение победы, но сегодня они слишком огорошены и слишком устали.
– Я... Я и впрямь не смогу идти, - то ли сработала магия имени, то ли просто пришло время, но Ларэн очнулся и даже пытался сесть, правда, неудачно, - иногда мне снилась свобода... но никогда она не была такой...
Почему они молчат? Все четверо, хотя Вечность слишком мала, чтобы успеть сказать друг другу все, что разрывает души?
– Эта башня, - первым заговорил Аддари, ему проще, ведь он почти чужой, - она больше не опасна?
– Не опасна, - кивнул Лунный. Нэо видел, как ему трудно говорить, и не только потому, что он слаб и болен, - зеркало разбито, Грэдитара мертв, а башня - только застывшая грязь, притворявшаяся величием... Она отвратительна, это так, но и все... Мое имя вы знаете... А одного из вас зовут Астени...
– Нет, - тихо произнес разведчик, - меня зовут Нэо Рамиэрль, хотя я больше люблю свое человеческое имя - Роман. Астен был моим отцом, его убили, а я даже не знаю, сколько лет назад. Мы покинули Тарру и заблудились...
– Нэо, - повторил Ларэн и замолчал.
– Норгэрель - твой сын, - торопливо сказал Нэо, - он родился после твоего исчезновения в Сером море.
– Значит, родился сын... Залиэль погибла, это мне показали. Грэдитара любил... развлекаться. Кому-то из вас я обязан жизнью дважды, но лучше б первого раза не было... Грэдитара пытался добраться до вас через меня, вернее, через мою кровь. Сначала у него получалось, потом он потерял след. Он не давал мне умереть... я был ему нужен...
– Зачем вспоминать о страшном?– почти выкрикнул Аддари.– Мы вместе, мы вернулись, мы победили! Это главное, а прошлое лучше забыть.
– Если б все было так, - лицо Лунного исказила гримаса боли. Роман бросился к нему, но Солнечный принц успел раньше. Он легко расставался со своей силой, легче, чем они с Норгэрелем. Аддари был рожден отдавать и делал это с радостью.
– "Если б это было так"?– переспросил Норгэрель. Он смотрел на отца, веря и не веря. Выражать свои чувства всегда непросто, если они идут от сердца и если ими затронуто все твое существо.
– Мы и впрямь вместе, - попытался улыбнуться Ларэн, - обитавший здесь безумец мертв, а созданный им кошмар уничтожен... Только, убив поджигателя, не погасишь пожар, так что мы далеко не победители. И неизвестно, когда и как мы вернемся...
– Но мы ведь в Тарре. В Вархе!
– Да, в Тарре и в Вархе, а ее хорошо обложили. Грэдитара пытался выползти и не раз, но ему не позволили. Откуда стражам знать, что врага в цитадели больше нет...
Ларэн был прав! Если не удастся докричаться до Эмзара и доказать, что они - это они, а не очередная уловка Хозяина, придется или вырываться силой, или ждать у моря погоды. Роман невольно посмотрел на Кольцо, которое сам же и замыкал. Ловушка была надежной.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
VIVIRE EST MILTARE
[Жить - значит бороться (лат.).]
Бывает в жизни все.
Бывает даже смерть.
Но надо жить
И надо сметь.
Э. Ростан
[Перевод В. Соловьева.]
2896 год от В.И.
Ночь с 19-го на 20-й день месяца Сирены
ИФРАНА. АВИРА
Аврора одевалась медленно и изящно. Не для себя - для любовника. Точными, медленными движениями натянула шелковые чулки, завязала ленты нижних юбок и повернулась к Базилю спиной, чтобы он зашнуровал корсаж. Арциец сказал то, что требовалось, а именно то, что он с куда большим удовольствием сделает обратное. Аврора засмеялась и предложила ему перейти от слов к делу. Базиль перешел. Потом они пили подогретое вино и рассматривали хаонгские картинки, за которые, поймай их на горячем, светило бы церковное покаяние. После картинок Аврора еще раз попробовала одеться, и опять не получилось, так что в посольский особняк на улице Старой Таможни Гризье вернулся лишь во втором часу пополуночи.
Почти все слуги спали, так как граф предпочитал уходить и приходить тогда, когда ему захочется. Базиль зажег свечу и поднялся в спальню. На столе у изголовья белело два письма - от сестры и графа Вардо. Настроение сразу испортилось, как портилось всегда при воспоминании о далекой родине и любимой семье.
Нора могла выводить на раздушенной бумаге какие угодно благоглупости, "возлюбленный брат" не верил ни единому слову "сестры и королевы". Жорес не передавал ему никаких приветов, не желал никаких успехов и был бы рад-радешенек, если б младший братец сломал себе шею или хотя бы обе ноги. Мать, может, за него и молилась - как-никак, из ее сыновей живым и здоровым остался только самый негодный, но в циалианки она по своей воле не уходила и убийцу своих детей не благословляла. Любовь Норы к царственному супругу была столь же непреложной истиной, как святость кардинала Клавдия, а благорасположение означенного супруга к шурину вызывало непреодолимое желание навсегда остаться в Авире. Базиль не сомневался, что гонец с приглашением на именование теперь уже покойного племянника не прибыл отнюдь не по причине скоротечной лихорадки, а потому, что Пьер боялся. Нора могла разрыдаться у брата на груди, а тот потребовать объяснений и по поводу Алека с Филиппом, и по поводу матери.
Граф Мо был готов поставить живого коня против дохлой кошки, что, останься он в Арции, ему бы на голову уже что-нибудь упало. По большому счету, его спасли Лось и собственное нахальство. Друга Саррижа и Вардо убивать не только опасно, но и глупо, а Тартю выжимает пользу и из чего можно, и из чего нельзя. Гризье поморщился, вообразив физиономию арцийского короля. Говорят, после смерти наследника он превратился в собственную тень, ни на мгновение не расстается с судебными магами и циалианскими рыцарями и строит себе новый дворец. Маркиза Гаэтано обвиняют в ереси, недозволенной магии и убийстве принца Анхеля и ищут по всей Арции. С тем же успехом Пьер мог бы издать указ о поимке ветра... Рафаэля Кэрну то и дело где-то "видят". Бывает, что и в двух, а то и в трех местах одновременно. То он в Мунте, то в Авире, то приходят вести с севера. Дескать, маркиз Гаэтано вспомнил, что он регент Арции и готовит восстание. Бред!