Шрифт:
– Тогда могу предложить должность военного руководителя Мурманского полуострова.
– Дайте время подумать.
В тамбуре курил французский офицер.
– Получили высокое назначение?
– Не уверен.
– Приходите к нам в военную миссию. Денежный переулок, 17. Рядом с германской. Иронично, не правда ли?
Носович шёл по Денежному переулку.
– Усадьба Берга, дом 5, немцы. Через пять зданий французы. В Москве – соседи, на фронте – враги.
Принял начальник отдела разведки полковник Корбель, великолепно говоривший по-русски.
– Хочу воевать с Германией до победы, которую у нас с вами украли революционеры. Но в России не к кому присоединиться. Отправьте во Францию.
– Зачем нам ещё один генерал? К тому же не француз! Вы слишком молоды для командира бригады, однако верность союзническому долгу достойна уважения. Посоветуюсь с начальником миссии.
Вернулся с генералом Лавернем.
– Согласен с полковником, нет смысла отправлять Вас во Францию
– Тогда предлагаю такой план действий. Состою в московском отделении Добровольческой армии. Бонч-Бруевич предложил должность военного руководителя Мурманского полуострова. Создам там подпольную организацию, подчиню округ и двинусь на Петроград, а вы скоординируете действия белых армий для взятия Москвы. К концу года покончим с революционной сволочью, восстановим фронт и дойдём, наконец, до Босфора.
– Мы уже работаем по Мурманску. Наш посол месье Нуланс содействует назначению генерала Звягинцева. Но не расстраивайтесь, там мало что произойдёт.
– Тогда помогите попасть в самое пекло.
– Царицын! Устроим начальником штаба Северо-кавказского военного округа.
– Саратовская губерния?! Глухомань, полнейший тыл!
Москва. Май 1918.
– Вставай к стенке! – голос комиссара пронзил меня пулей. Нет, тремя пулями: в голову, в сердце и в живот. Наверно, именно туда попадут эти трое, ещё вчера засевавшие поля где-нибудь под Рязанью, а теперь мобилизованные для борьбы с контрреволюцией. – Одной контрой сейчас станет меньше!
Комиссар выпрямился во весь огромный рост, широко расставил ноги, скрипнув сапогами, заложил руки за спину и, смерив меня презрительным взглядом, подал знак. Стволы винтовок нацелились в голову, в грудь и в живот. Всё правильно… Комиссар прошёлся вдоль шеренги, глядя в пол.
– Унтер-офицер кавалерии! Служил царю, награды получал, германский плен! Теперь решил служить революции?! Думал, поверим?! Не разгадаем твоё империалистическое нутро?!
Мой вид представлял жалкое зрелище: небритый, босой, из одежды только подштанники. Два месяца в казематах не прошли бесследно.
– Товарищ, комиссар…
– Гражданин комиссар!
– Гражданин комиссар, я говорил на допросах. На фронте, в плену проникся революцией. Ваши товарищи открыли мне глаза на империалистическую сущность войны.
Комиссар смерил меня взглядом полным презрения.
– Заряжай! Именем революции и трудового народа…
– Отставить! – в каземат вошёл невысокий человек в пенсне, фуражке со звездой и в такой же, как у комиссара, кожаной куртке, перепоясанной ремнями. Жидковатая бородка, из-под фуражки виднеется густая чёрная шевелюра. – Отставить, товарищи!
– Отставить! – повторил приказ комиссар и вытянулся перед вошедшим. – Товарищ Председатель Реввоенсовета, приводим в исполнение приговор. Царский золотопогонник!
Я почувствовал, что его самоуверенность улетучилась как пар из кипящего чайника.
– Какой он вам золотопогонник?! То старшие офицеры и генералы, а этот – унтер, – председатель держал в руке мои бумаги. – Отсутствуют некоторые документы, – обратился ко мне.
Я пожал плечами.
– Социальное происхождение?
– Отец из обедневших дворян. Мать – казачка.
– Поэтому пошли в кавалерию?
– Да.
– Считаете себя дворянином или казаком?
– Казаком. Простым крестьянином! – поторопился поправиться я. Казаки не приняли революцию. Надо сойти за своего, за крестьянина.
Председатель пронзил меня умным, леденящим взглядом. Стёкла пенсне отражали рыжий свет керосиновой лампы, придавая угрюмому лицу оттенок сюрреалистичности. Демон, подумал я. Демон революции.
– Правильно! Рабочие и крестьяне – вот за кого мы боремся. Желаете присоединиться?
– Так точно, – по привычке едва не добавил ‘Ваше превосходительство’.
– Рад, что и к Вам пришло осознание правильности нашех идей. Что убедило, не считая агитационной работы наших товарищей на фронте?
Вспомнить что из коммунистической макулатуры я читал!
– ‘Большевики и мелкая буржуазия’ товарища Ленина и ‘Наша революция’ товарища Троцкого.
Сдержанная улыбка появилась на лице председателя, как будто демон, наконец, получил очередную жертву и готовился праздновать победу.