В садике за казармой Катанчик знал один укромный уголок, где можно, не попадая на глаза начальству, посидеть с книгой, пока взвод вернется с занятий. А там... Катанчик тяжело вздохнул. А там — чему быть, того не миновать.

Удобно устроившись на засыпанной осенней листвой садовой скамье, Катанчик раскрыл книгу. Он взял ее в библиотеке перед самым арестом, и тогда она показалась ему чем-то заманчивой. Но, прочитав теперь страниц пятнадцать, он вдруг отчетливо понял, что книга эта ему вовсе не интересна, что она ему совсем не нужна.

Через час ему придется предстать перед товарищами. Боязно и стыдно, очень стыдно.

«Надо ведь понимать — я крепко подвел взвод. Мой арест, наверно, здорово потянул его назад, и теперь, пожалуй, не видать нам первенства в соцсоревновании. Не простят мне этого ребята, ни за что не простят».

Катанчик захлопнул книгу. К черту! Ему сейчас не до выдуманной жизни, когда своя вот так нелепо полетела кувырком.

Теперь он уже с нетерпением поглядывал на часы. «Скорей бы вернулись товарищи. Скорей бы все решилось. Что угодно, лишь бы кончилось наконец одиночество. В одиночестве я могу додуматься черт знает до чего».

Он снова заглянул в казарму и на этот раз искренне огорчился, когда заметил, что товарищи еще не вернулись с занятий. «Мне бы только поглядеть на них, и сразу легче станет... Только поглядеть... До чего же все-таки я докатился. Выходит, кое-что это значит — отсидеть десять суток в одиночке. Ребята, наверно, обо мне и думать не хотят, а я о них все думаю и думаю. А что тут удивительного — никого у меня нет, кроме них. На всем белом свете никого». Стало еще тоскливее. «Почему они не идут?» Вдруг он увидел свежий номер стенной газеты, а в ней карикатуру на себя. Он был изображен в жалком арестантском виде, короткие волосы почему-то торчком, небрит, распоясан.

— Ох, и разрисовали, чертяки, — вслух сказал Катанчик, и непонятно было, одобряет ли он карикатуру, сердится ли, потому что в голосе его неожиданно послышались веселые нотки. «Значит, помните меня, черти вы этакие! Значит, не забыли Васю Катанчика!»

А что еще нужно человеку, который больше всего страшится одиночества?

Спортивные состязания с пограничниками были назначены на воскресенье. Но в субботу понадобилось что-то уточнить и согласовать, и с этой целью была послана на погранзаставу небольшая делегация в составе капитана футбольной команды сержанта Глазкова, капитана волейбольной команды лейтенанта Громова и представителя команды тяжелоатлетов рядового Бражникова.

До погранзаставы делегаты ехали на легковой автомашине.

— На психологию противника надо воздействовать всеми средствами, — заметил смешливый Глазков. — Надо, чтобы он заранее, до встречи на поле спортивного боя проникся к нам уважением, священным трепетом и страхом.

Но ни страха, ни «священного трепета» перед своими спортивными противниками пограничники почему-то не обнаружили, зато уважение гостям оказали неподдельное. Когда кончились весьма непродолжительные деловые переговоры, начальник заставы, майор, который несмотря на свои тридцать шесть лет являлся самым опасным соперником Бражникова на завтрашних состязаниях, сказал:

— А теперь, дорогие гости, прошу пожаловать ко мне.

— Угощать будете, товарищ майор? — озорно сверкнув глазами, спросил Глазков.

— Для этого вас и зову...

Глазков расхохотался:

— Так вот они, коварные приемы пограничников. Знаем, наперед все знаем: «Угощайтесь, милые гостюшки, не стесняйтесь, еще тарелочку ухи, да еще одну тарелочку, словом, так угощайтесь, чтобы завтра от сытости не могли бы ни ручками, ни ножками своими пошевелить».

— А зачем нам это? — сказал майор, явно не принимая шутку футболиста. — Мы и так разгромим вас завтра по всем статьям. Так что не опасайтесь: угощение мое совсем иного рода, отменное, доложу вам, угощение, не пожалеете...

Вышли на крыльцо. Майор втянул воздух и поморщился:

— Опять начадили! До чего же крепкий табак у американцев.

— Трофейный? У лазутчиков захватили? — спросил Громов.

— Да нет. Дураки они, что ли, со своим табаком к нам лазить. Это американцы на том берегу курят, а ветер сейчас оттуда.

— Интересно на них посмотреть. Можно? — спросил Громов.

«А что тут интересного, — хотел возразить майор. — Я, братцы, досыта на них насмотрелся, до тошноты...», но начальник заставы человек гостеприимный, вежливый. «Раз гости хотят...»