Она подобрала старый баскетбольный мяч, несколько раз стукнула им о пол, потом повела к кольцу без сетки, торчащему из самодельного щита на стене. Бросила из-под кольца, промахнулась, отошла на пятнадцать футов [170] влево, обернулась, бросила в прыжке и опять промахнулась. Сместилась, примерилась и забросила в кольцо третий, потом четвертый. Через двадцать минут Мейс забрасывала в прыжках один мяч за другим, сосредоточившись на движениях, пытаясь забыть, где она сейчас. Ей даже почудился рев зрителей, как в тот раз, когда бросок старшеклассницы Мейс Перри принес команде победу на школьном чемпионате штата.

Потом низкий голос прорычал:

— Что, Перри, к Олимпиаде готовишься?

— К чему-нибудь да готовлюсь, — ответила Мейс. Она бросила мяч, обернулась и уставилась на крупную женщину в форме и с дубинкой в руке. — Может, к адекватности.

— Ну тогда тащи свою жопу обратно в камеру. Твое время вышло.

— Хорошо, — автоматически ответила Мейс. — Уже иду.

— Режим средней строгости не означает отсутствие режима. Ты меня слышала!

— Слышала, — отозвалась Мейс.

— Тебе осталось недолго, но пока что твоя жопа на моем поле. Ясно?

— Ясно!

Мейс трусцой побежала по коридору, выгороженному бетонными блоками. Блоки были покрашены в ружейно-серый — видимо, на случай, если местные обитатели еще недостаточно подавлены обстановкой. Коридор заканчивался тяжелой металлической дверью с прорезанным сверху окошком. Охранник с другой стороны нажал кнопку на панели, где-то клацнуло, и стальная дверь открылась. Мейс прошла в проем. Бетонные блоки, трубчатые стальные перегородки, прочные двери с маленькими окошками, из которых выглядывали злые лица. Клацнуть, чтобы войти. Клацнуть, чтобы вернуться. Добро пожаловать в место заключения трех миллионов американцев, наслаждающихся роскошью государственного жилья и трех бесплатных квадратов. Вам нужно просто нарушить закон.

Когда Мейс увидела охранника, она пробормотала только одно слово: «Дерьмо».

Не первой молодости, за пятьдесят, с бледной, болезненной кожей, пивным животом, лысый, с хрустящими коленями и квакающими легкими курильщика. Он явно поменялся с другим охранником, который должен был стоять здесь, пока Мейс была в зале, и она знала почему. Он положил на нее глаз, и ей приходилось постоянно увертываться от него. Пару раз у нее не вышло, и ничего приятного в этих встречах не было.

— У тебя есть четыре минуты на душ до жратвы, Перри, — рявкнул он и выпятил живот поперек узкого прохода, по которому она шла.

— Помоюсь побыстрее, — сказала она и попыталась протиснуться мимо него.

Неудачно.

Он развернул ее и навалился; она напряглась, упираясь ладонями в стену. Охранник засунул свои здоровенные ботинки двенадцатого размера под тонкие подошвы ее кед шестого; теперь Мейс стояла на цыпочках, выгнув спину. Она почувствовала на заднице его мясистую руку, потом он потянул ее бедра к себе, вынуждая встать по-собачьи. Охранник выбрал место не случайно — они оба находились в мертвой зоне камеры видеонаблюдения.

— Время маленького обыска, — сказал он. — Вы, дамочки, можете спрятать всякое дерьмо где угодно, верно?

— Правда?

— Я знаю все ваши уловки.

— Вы сами сказали, у меня только четыре минуты.

— Ненавижу телок вроде тебя, — выдохнул он ей в ухо.

««Кэмэл» и «Джуси Фрут» — мощное сочетание». Охранник провел рукой по ее груди, потом сжал с такой силой, что у нее на глазах выступили слезы.

— Ненавижу таких, как ты, — повторил он.

— Ага, я заметила, — сказала Мейс.

— Заткнись!

Он начал водить пальцем по ее шортам между ягодиц.

— Там нет оружия, клянусь вам.

— Я сказал, заткнись!

— Я просто хочу пойти в душ.

«И сейчас намного сильнее, чем раньше».

— Да уж конечно, кто бы спорил, — сипло пробурчал охранник. — Кто бы спорил…

Охранник утвердил одну руку на ее правом бедре, другую — на заднице и начал вгонять носки своих ботинок еще глубже. Мейс казалось, что она балансирует на четырехдюймовых шпильках. Она многое сейчас отдала бы за острую шпильку и без всяких туфель.

Перри закрыла глаза и попыталась думать о чем угодно, только не о том, что он с ней делал. Его удовольствия были относительно просты: лапать телку или тереться о нее своей штукой, когда выпадет шанс. Во внешнем мире такие действия обеспечили бы ему лет двадцать за решеткой. Однако здесь расклад был классическим — «она сказала, он сказал», и без следов ДНК ей никто не поверил бы. Поэтому Пивное Пузо и ограничивался имитацией через одежду. А врезать подонку означает заработать еще год.

Когда охранник закончил, он произнес: