Над Дарайной третий день клубятся густые тени. И это наводит на меня ужас, холодный, забирающий все силы до последней капли. Темное Измерение раскрыло свою пасть и готово мою пару поглотить, вместе с нерожденным ребенком. А я ничего не могу сделать.

Дара слабеет. Стремительно и необратимо. Каждый день я вглядываюсь в бледное лицо, обтираю кожу влажной тканью, расчесываю золотистые волосы, слушаю нитевидное сердцебиение и замираю у постели, когда не могу услышать слабое дыхание девушки. Последними силами хочу полечить хрупкое тело, но Дара блокируется какой-то особенной магией, позволяя только касаться кожи, вглубь заживление не проходит, отталкивает меня на несколько метров сильными импульсами. Первый раз я от этого потерял сознание, во второй несколько часов ничего не видел, а на третий я понял, что Дара намного сильнее меня. С одной стороны она вытягивала из меня силы через связь, с другой не позволяла дать ей немного больше, будто неосознанно защищала меня от выгорания. Искра — не вечна, ее можно истратить до дна и никогда больше не быть магом. А я был на грани отчаяния и готов был отдать Даре все и даже больше, только бы она выкарабкалась.

Месс приходил несколько раз в день, чтобы проверить состояние девушки и убедиться, что я еще не подох рядом с ее постелью. Советник качал головой и десятки раз пробовал защитить ребенка от истощения, но Дара не подпускала. Как и меня отшвыривала старика непривычной для нас магией.

Вот и сегодня Месс склоняется над девушкой, ведет ладонями вдоль ее тела, а затем отходит в сторону.

— Что-то изменилось, Эмиль. Смотри, как переливается ее искра, — он вытягивает перед собой ладонь и собирает пальцы в пучок: из груди Дары вырастает фантомный цветок и раскрывается разноцветными лепестками. — Об этом никто не должен знать, — шепчет советник, рассматривая радужные переливы и всплески магической сердцевины. — Иначе тебя свергнут.

— Я же король, я не должен нарушать закон, — удивленно гляжу на подрагивающий силуэт цветка и улыбаюсь. Это так прекрасно.

— Изгонишь себя, как изгнал сестру за брак с драконом?

Я фыркаю в ладонь и отмахиваюсь.

— Думаешь мне от этого легко на сердце?

— Не знаю. Я в душу тебе не смотрел, — Месс не боится говорить правду. — Но ты знаешь мое мнение: все эти традиции и законы — пыль. Важная лишь жизнь, остальное че-пу-ха и удобные для некоторых условия, чтобы дальше управлять магами и жителями планеты.

— Месс, за такие слова я тебя уже должен сослать в Мертвые земли, — хмурюсь.

— Ага, поедем в одной карете, если что, — хитро скалится старый друг.

— И что теперь делать?

Советник кивает, одобряя мое отступление.

— Убрать от девушки слуг, в первую очередь, чтобы никто не проболтался. И заняться ее обучением. Она должна научиться скрывать свои умения, подавать их как магию воды. У нас нет выхода. Все беды и боль, что Дара пережила, придется отставить в сторону, потому что теперь под ударом вся страна и ты. И ужасы, которые могут настигнуть, намного страшнее мужа-изверга. Ты сам это прекрасно знаешь.

Я опускаю голову на постель и, поглаживая маленькую холодную ладонь, шепчу:

— Ей все равно, что будет со мной, Месс.

— Это пока. Да и сейчас интересы страны важнее. Ты это понимаешь?

— Думаешь, Дарайна из Древних?

— Очень похоже, но мне нужно проверить, а для этого она должна прийти в себя. И это случится сегодня. Аура очистилась, хотя тьма еще витает, — старик ведет сморщенной рукой над кроватью, показывая на застывшие сгустки мрака, которые даже маруньи боятся и сбиваются в кучки надо мной и на стене. — Но это не угрожает жизни девушки. Даже больше скажу, такое ощущение, что она сама вызывает эти проявления мира мертвых. Очень странно. Очень. И шутка ли, королю выпала именно такая пара, — советник потирает белую бороду и со взмахом широкого синего рукава отправляется к дверям. — Я ушел в мастерскую, брешь сама себя не зашьет. Руны скоро прибудут, а у меня еще не все готово. Эмилиан, ты должен сделать все, что в твоих силах, чтобы не испугать девушку, а расположить. Что хочешь делай, но вам нужно закрепить связь, и времени для этого очень мало, а после свадьбы еще меньше останется. Иначе, — он приопускает плечо и прячет от меня блестящий взгляд, — придется взять силой, ты не можешь рисковать своей жизнью. Миллионы судеб в твоих руках, мой король, — он слабо наклоняет седую голову и исчезает за дверьми.

Глава 19. Эмилиан

— Я это уже обещал. Зачем повторять? Только по согласию, только если ты сама попросишь, — смотрю в прищур зеленых глаз и впервые вижу сомнения. По спине ползет приятное ощущение, рассыпая ворох мурашек, что не все еще потеряно, что я смогу отвоевать свою пару у брата.

— Я не попрошу, — говорит Дара и, задирая подбородок, почти выпрыгивает из постели нагишом, ныряет в халат и убегает в купальню. Я смотрю ей вслед и довольно улыбаюсь: эта женщина моя, ничья больше, и она сама поймет это очень скоро.

А как она обернулась. Это ли не доказательство, что я ее волную? Должен. Метки просто так не даются, а раны… Раны заживут.

Оставляю ее одну на несколько минут, даю возможность осмотреться и раздеться. Вслушиваюсь в плеск воды, а, когда он затихает, иду к Даре.

За десять дней я стал похож на скелета под смуглой кожей, мне тоже нужен отдых, да и оставлять будущую королеву наедине с наполнившей ее неизвестной магией — нельзя.

Хорошо, что она не ожидает, что я войду, лежит, расслабившись на бортике и запрокинув голову назад и смотрит в витраж на потолке. В круглом бассейне ее крошечное худенькое тело светится перламутром, а я впиваюсь взглядом в вишневые ягоды сосков, что возвышаются над водой.

Я от нее трескаюсь, как переженная глина, но скрывать свои желания и тягу не собираюсь, потому…

Подхожу ближе очень тихо, скидываю халат на камень и ступаю в теплую воду. По коже идет легкий ток: магия Дары очень сильная, может поджарить мага моего уровня на месте, если знать, как воспользоваться.

Дара распахивает глаза и вскрикивает.

— Уходите! — прикрывает ладонями важные места, жеманится, стесняется, а меня смех разбирает, но я сдерживаю его за улыбкой. Я изучил, обласкал и перетрогал каждый изгиб, каждый уголок, каждую впадинку и выпуклость, пока любил Дару в деревне, пока обтирал ее во время болезни. Я, наверное, знаю ее тело лучше, чем она сама.