Что-то такое у меня было и к Марьяну: тянулась к нему, как бабочка к ядовитому цветку, хотелось быть под его защитой. Мне нравилось, когда он обнимал, ласкал до искр в глазах, целовал жарко и говорил, говорил, говорил… Что я та самая. И сейчас я смотрю в затылок копии моего палача. Потому что после свадьбы муж казнил меня каждую минуту: утром, днем, вечером и ночью. Если я могла двигаться и не теряла сознание — он просто издевался и насиловал. Приставлял врачей, они вытаскивали меня, хотя жить совсем не хотелось, а затем снова приходил Егоров: насиловал и мучил.

Я отворачиваюсь и прячу лицо в ладонях. Хочу, чтобы Эмилиан ушел, не напоминал о прошлом, не ковырял свежие раны.

К борту с моей стороны подходит Топаз. Падает на передние лапы и проводит пушистой щекой по влажной коже плеча. Лижет осторожно, успокаивающе и заглядывает мне в глаза, будто просит поверить его хозяину.

«Кусочек моей души».

То есть он руководит им даже сейчас, а я просто дурочка. Доверчивая дурочка.

— Уходи, — шепчу. — Не прикасайся. Ты обещал.

— Извини, — говорит за спиной Эмилиан. От его низкого голоса по животу растекается сладкая нега. — Мой фамильяр мне не подчиняется. Он просто знает, кто важен для меня, — долгая пауза протягивает между нами невидимую нить, дрожащую, как серебристая струна. Я бы с удовольствием ее порвала, если бы знала как. — И я не могу видеть через него, не беспокойся — я не подглядывал.

— Как ты… — хочу сказать «понял», но замолкаю, когда Топаз поднимается на задние лапы, вытягивается в полный рост, как человек, и подает мне полотенце.

— Предатель, — наигранно злится король, — за мной он так никогда не ухаживал. — Тяжелые шаги перемещаются за спиной влево, а затем гаснут в спальне.

Не оборачиваюсь, не хочу проверять, смотрит Эмилиан или нет, осторожно выхожу по ступенькам из воды и благодарю кота улыбкой. Все равно ощущение, что за мной подглядывают через бирюзовые глаза животного, не оставляет. Топаз толкает меня широким лбом в бок и, прижав уши, убегает в комнату.

Долго обтираю кожу, сушу волосы, пытаюсь расчесать их пальцами, но они сильно спутались, отчего я почти плачу от боли и, в конце концов, бросаю это дело. Медленно заматываюсь в полотенце и думаю, что делать дальше. Я откровенно растягиваю время. Не хочу выходить из купальни, не хочу снова с Эмилианом сталкиваться, не хочу испытывать влечение к тому, кто так похож на изверга. Я мужа желала и любила только до свадьбы, потому что была наивной молодой девушкой без опоры и семьи, а после я просто отключалась, чтобы хоть немного уменьшить ужас от его зверств.

Метка, как хроническая боль, все время напоминает о себе. Легким покалыванием тока в жилах и горячими нитями, что спускаются ниже живота и, стоит только подумать о короле, забираются внутрь, в пульсирующее средоточие моего тела. Это невыносимо. Невыносимо больно. И приятно.

Присаживаюсь на небольшую белую лавочку возле бассейна и всматриваюсь в голубую воду, что разгладилась будто стекло. Мои руки все еще хранят остатки магии, я чувствую, как она пульсирует под кожей, но еще больше, каждая клеточка помнит прикосновения к Эмилиану. Сжимаю кулаки и закрываю глаза. Пожалуйста, хватит меня мучить. В глубине души мне очень хочется осознать, что король другой, но я, наверное, разучилась верить в чудеса. Разучилась верить людям. И даже перемещение в другой мир, магия и волшебный кот — не помогают пойти королю навстречу. Даже беременность ничего не меняет.

— Если хочешь, я не буду его прятать, — говорит Эмилиан.

Поднимаю голову и нахожу его взглядом. Мужчина стоит в дверях, сложив руки на груди и прислонившись плечом к косяку. Он уже собрал волосы назад и надел темные брюки. Рельефный торс остался обнаженным.

— Делай, что хочешь. Я все равно здесь в плену и ничего не решаю.

— Ты не в плену, Дарайна.

— Я Дара!

— После инициации о старом имени нужно забыть, иначе Стражи выловят тебя, как лазутчика.

— И что они сделают?

— Сдадут Жрецам на опыты, а меня казнят, — он непринужденно пожимает плечами. — Я много законов мира нарушил, чтобы тебя забрать.

— Ради ребенка?

Эмилиан смотрит на меня прямо и молчит, а потом отворачивается и поджимает губы.

— Я уже отвечал на этот вопрос.

— А как же моя магия?

— Магия Древних, — подсказывает. Он проходит в купальню, идет мимо меня, отражаясь в зеркалах на стенах крупной и слаженной фигурой, открывает широкий белый комод с резными украшениями и возвращается ко мне. — Можно?

Он держит в руках что-то похожее на расческу: только шире ладони, с золотистыми колючками.

Я не успеваю ответить, как Эмилиан оказывается за спиной. Теплые руки опускаются на голову, и гибкие зубья входят в волосы.

— Я покажу тебе позже библиотеку. Там можно почитать в архивных книгах о твоей магии, но она не до конца изучена и запрещена. Жрецам не выгодно, чтобы кто-то был сильнее, потому уничтожают таких, как… — он скользит по кудрям легко, не причиняя боли, а меня колотит от жестокой близости мужчины.