Новая порция сладких колючек соскальзывает с плеч, фокусируется на груди, подсвечивает стигму, и я с криком впиваюсь в сильные руки и выгибаю спину.

Никогда такого не испытывала, потому не могу сдержать крик. Стрелы пронзают тело, будто я подлетела к солнцу и обожглась. Приятными, невыносимыми, яркими стрелами наслаждения. Эмиль взрывается следом, пульсирует внутри, вжимает меня в постель, и его метка, что расширилась на груди золотым пионом, выпускает вперед щупальца и проникает в мой цветок, сплетаясь, замыкая-завязывая нас вместе. Оргазм длится несколько секунд, или минут, или часов. Он будто подпитан мощной магией, я извиваюсь от сладостных вспышек в руках короля, не чувствую ног, уходит боль и страх, все отступает, и остаемся только мы вдвоем. Трясусь от повторных волн, кусаю плечо мужчины, царапаю его руки и спину, не могу высвободить энергию — она льется и льется, будто бесконечна.

Эмилиан придерживает меня за плечи, целует, сначала яростно, а потом успокаивая, лаская рот изнутри до разноцветных кругов под веками. Невозможно. Невозможно такое испытывать и не тянуться, не врастать всей душой, сердцем. Только отголоски прошлого и его облик добавляют нашему единению горечи.

Когда наплыв пульсации слабеет, а по коже распускаются колючие мурашки, падаю обессиленно на подушку. Король накрывает меня своим телом и ласково прикасается губами к виску.

— Все получилось, мой Дар Стихий. Все получится…

И, когда Эмилиан отклоняется и тянет за собой, укладывая меня набок, подминая под себя, я проваливаюсь в теплый сон, наполненный буйством красок.

Мне снится, что я летаю. Распахнув кожистые крылья, глотаю летящий навстречу ветер. Он пахнет лавадной и маруньями, а еще спелыми сочными яблоками.

А просыпаюсь в объятиях короля на рассвете, завернутая в кокон его рук.

Шероховатые пальцы скользят по плечу, забираются под хлопковую ткань простыни и легко притрагиваются к набухшей вершине соска. Осторожно, будто боятся ранить. Я откликаюсь тихим несдержанным стоном. Это так странно, будто моя кровь теперь умеет кипеть в венах, а лоно требует только одного — Эмилиана внутри. Безумие. Никогда не думала, что осознаю это, ведь ни один мужчина не привлекал и не вызывал у меня таких эмоций, как король, потому что Марьян прививал мне отвращение к постельным играм и заставлял бояться людей.

— Прости, я не мог лежать рядом и не прикасаться, — шепчет Эмилиан. — Это выше моих сил.

Хочу немного повернуться, чтобы высвободить затекшую руку, а король отстраняется и прикрывает глаза, в которых собрались все цвета утреннего неба.

— Я не хотел пугать, прости, пожалуйста, — собирается уйти, скидывает ноги на пол, но я касаюсь его сжатого кулака, встаю на колени и прижимаюсь к крупной спине.

— Ты меня не испугал, я просто повернулась удобней. Эмилиан, не уходи.

— Я не должен давить, — говорит он тепло и смотрит через плечо, поглаживает мои руки, что заплелись у него на животе. — Стараюсь не думать, что тебе тяжело смотреть в мое лицо.

— Ты другой, я это вижу, но все еще хочу узнать тебя получше. Нельзя полюбить вот так быстро, тем более…

— Каждый взгляд напоминает о Мариане.

— Слушай, — утыкаюсь лбом между крупными лопатками и веду ладонями по сильной груди. Слышу, как под пальцами толкается большое сердце короля. — Кажется, я быстрее к тебе привыкну, чем ты выбросишь эти страхи из головы.

— Ты права, Дарайна, — он немного понижает голос и перехватывает мои руки, что замерли на его стигме, а цветок возрадовался и выпустил лозы и оплел мои пальцы, заставляя меня снова дрожать от возбуждения.

— Это так странно, — говорю с хрипотцой. — Я словно голодная… но в другом смысле.

— Ничего странного, — Эмилиан немного поворачивается и целует меня в волосы, расправляет локоны пальцами и договаривает: — Метка не знает, что у нас уже будет ребенок, а ее задача сделать все, чтобы истинные пары продолжали род.

— То есть это не чувства, а магия?

Он некоторое время думает, смотрит мне в глаза, моргает, будто смахивает раздражение или разочарование, и, опустив голову, проговаривает.

— Магия Древних. Всего лишь магия, Дара.

Глава 34. Эмилиан

— Но ты же зашил ее, — я ступаю по камню и осматриваю червоточину. Разрослась, развернулась, скоро нарушить равновесие Стихий и повредит луну.

— Эмилиан, трижды латал — не помогает. Из Рохора привезли повозки нужных камней, все в пепел, дыра только больше стала, — Месс устало присаживается в кресло под стеной и склоняет на грудь голову. Белоснежные волосы распущены, перекрывают часть высушенного лица и светлые выгоревшие глаза.

— И что теперь?

— Жатва, — обреченно говорит советник и прикрывает веки. — Пару месяцев у нас есть, не больше.

— Так мало? Исполнители же отследят, где червоточина, Месс. Что делать? Как Дарайну с ребенком спасти?

Касаюсь дрожащего полотна ладонью. Черная тьма волнуется и на глазах разрастается из черночки в широкую ленту.

— Не только отследят, а еще и казнят тех, кто причастен к ее возникновению. Эмилиан, я готов взять вину на себя… — начинает придумывать старик, а я затыкаю его взмахом руки.