Но она похоже вообще не слышит. Оглушена.

Мои ноги упираются в кровать. От очередного Лизкиного наскока теряю равновесие и падаю на матрас. Лиза достает все-таки до моего лица, с наслаждением расцарапывает щеку и отшатывается в сторону. Делает несколько шагов на нетвёрдых ногах, а потом с утробным воем оседает прямо на пол в углу за кроватью. Ревет. Громко, навзрыд, обняв ноги и уткнув лицо в колени. Ее спина ходуном ходит - так ее колотит.

И вместе с ней меня. Это какой-то пиздец. Вот что делать? Что?

– Кис...- хриплю, садясь, - Кис, я...

– Сволочь, не называй меня так! Никогда больше! Никогда!!! Понял?!
– визжит, вскинув на секунду ко мне заплаканное лицо, и снова утыкается носом в коленки.

– Уйди-и-и!
– воет.

– Лиз...

– Во-о-он!

– Лиз, давай...

– Вон! Видеть тебя не могу! Вали отсюда! Ва-а-али-и-и!!!

Это настолько искренне и горько звучит, что меня просто размазывает по полу. Медленно встаю с кровати, смотря на нее. Застываю, ноги будто врастают в прикроватный ковер. Двинуться не могу.

– Во-он поше-е-ел!
– воет Лизка, раскачиваясь.

И я понимаю, что она не про комнату. А про всю нашу жизнь. Сердце горестно сжимается, простреливая тянущей болью в левую руку. Не вздохнуть. Я не хочу, не могу...

Не сразу осознаю, что в дверь уже какое-то время стучат.

– Мам?
– Левкин встревоженный голос словно сквозь вату долетает.

А потом Алискин вторит:

– Мам, пап! Что там у вас???

И только это заставляет сдвинуться с места, как-то реагировать.

Тем более, что Лиза явно не в состоянии.

– Сейчас!
– кричу детям.

В полном каматозе натягиваю толстовку, спортивные штаны. Лизка так и не поднимает головы. Ревет, но старается тише, вздрагивает на каждом всхлипе всем телом.

– Думай, что хочешь, я все равно тебя люблю, а это не повторится больше никогда, - бросаю жене упрямо, прежде чем выйти из спальни.

Не реагирует никак - только плечи в очередной раз судорожно дергаются. Ухожу.

– Пап?
– Лева быстро оглядывает меня и сереет на глазах.

Понял.

Алиска что-то тарахтит, но мне не совсем до нее.

Наблюдаю за сыном. И дико больно еще и за него. Пытаюсь обнять, но он отпрыгивает буквально на полметра и поджимает бледнеющие губы, стараясь держать себя в руках.

Ладно, разберемся.

– Так, пойдемте к бабушке вас отведу. Мама приболела, ей нехорошо. Пусть отдохнет.

25. Сашка

До дома моей матери идем притихшие. Лёвка вообще смылся вперед, взяв с собой Гора. Я же непроизвольно все ускоряю и ускоряю шаг, так что Алиска уже почти бежит рядом, вцепившись в мою руку.

Оставлять в таком состоянии Лизу одну дома мне страшно.

Хотя это наверно лучшее, что я могу сейчас ей дать - позволить подышать без меня.

– Вы поругались, да?
– нервно кусает Алиса губы, пытаясь на ходу поймать мой взгляд, - Мама ведь плакала, да? Почему так сильно?!

– Да-а-а, поругались...Но это ведь со всеми бывает, Лиса, все ругаются...

– Мне про всех неинтересно! Вы же сейчас помиритесь?
– с надеждой и одновременно с таким требованием в голосе спрашивает дочь, сильнее сжимая мою ладонь, что мне тут же хочется провалиться сквозь землю.

Если бы это сейчас зависело только от меня...

– Я постараюсь, - выдавливаю из себя через силу и улыбку, и слова.

Алиска на это тягостно вздыхает. Не убедил. Обиженно молчит.

– Пап, знаешь, ты вот часто сам не прав...- начинает мой двенадцатилетний эксперт в области психологии брака.

– Я знаю, - покаянно киваю в ответ, сворачивая в мамин двор.

– Но ты просто извинись! Ты никогда нормально не извиняешься! Можно еще цветы купить...

– Цветы...ладно...Попробую.

– Не попробую, а точно!

– Ага...

– И извинись!

– Уже...Но я повторю...
– бормочу себе под нос.

Алиса меня просто убивает своими советами.

Да, можно, конечно, и цветы, но показательно оторванные яйца наверно произведут на Лизу большее впечатление...Хотя не уверен, что и это поможет. Был бы уверен, может быть даже и решился, вяло раздумываю я. Дети у меня уже есть...

Лёвке, опередившему нас, в этот момент открывает дверь Вахтанг, мой отчим, муж моей матери и по совместительству отец Нины, жены Теймураза.