Шрифт:
Антон выбрал брюки из мягкого коттона и светлую хлопковую рубашку. Она так идеально легла на его широченные плечи, что Камила невольно залюбовалась.
— Почему ты все время в красном? — прищурившись, спросил мужчина, заметив ее разглядывания. Подошел ближе и завел пушистый локон ей за ухо.
— Мне нравится красный, — стушевалась Камила. — Он теплый.
— И мне нравится. Он тебе идет, — поцеловал ее ласково в губы. — Беги в душ и переодевайся. Жду тебя в кухне.
Она провожала его взглядом, чувствуя, как растекается по телу назойливое тепло. Кусала губы, потому что поцелуи не остывали, и хотелось еще. Сорвала с вешалки папину рубашку и побежала в ванну на первом этаже.
Антон распахнул дверцу холодильника и пока заворачивал рукава рубашки, слегка пропахшей древней сыростью, думал, что приготовить.
Здесь были щедрые запасы: на неделю хватит на двоих. С лихвой. Нашлось и слоеное тесто, и овощи, и грибы с ветчиной. А еще сыр, зелень и приправы. Разобравшись с духовкой, Антон сформировал круг из теста, смазал его томатным соусом, нарезал начинку и выложил на противень. Пока возился с приготовлением, напевал себе под нос веселую мелодию и качал бедрами.
В поисках терки для сыра, потянулся к знакомой полке, где оставил страшную куклу. Она стояла отвернувшись к стенке, словно обиделась.
— Что готовишь? — заговорила Камила за спиной.
Антон от неожиданности подпрыгнул и столкнул рукой куклу на пол. Она подпрыгнула на кафеле, и ее голова разлетелась на мелкие осколки. Черные волосы, как лужа мазуты, расплылись по полу, а шарниры вывернулись из-под красочного платья.
Камила скривилась, будто горький перец укусила.
— Хорошо, что она была страшная, — весело сказал Антон и опустился убрать крошки фарфора.
Камила молча подошла ближе и тихим хриплым голосом спросила:
— Страшная, говоришь?
— У меня днем волосы дыбом встали, когда увидел первый раз. На полке в гостиной папа коллекционировал маленьких монстров? Или мама?
Девушка присела рядом и стала помогать собирать осколки. Слишком резко и крепко хваталась за черепки.
— Осторожней, так порезаться можно. Я сам, — Антон отодвинул ее в сторону локтем и мягко улыбнулся.
Девушка встала, натянув спину, и отошла к окну. Антон скользнул взглядом по ее тонким ножкам, что выглядывали из-под длинной белоснежной рубашки, по вьющимся волосам достающим до ягодиц. Дух захватывало: такой она казалась безупречной. И загадочной.
Собрав оставшиеся кусочки и подхватив двумя пальцами тельце куклы, понес все в мусор, а затем смысл руки под проточной водой.
Камила молчала и глядела в ночное небо за окном. Ее профиль выдавал напряжение, губы сжимались, а подбородок подрагивал.
— Что-то случилось? — Антон подошел ближе и коснулся пальцами худенького плеча. Девушка вздрогнула.
— Все по-прежнему, — тихо ответила и повернулась. В глазах горела странная тоска и мука.
— Я вижу. Что-то не так. Ты из-за куклы? Я же случайно разбил. Это была дорогая память?
Камила не отвечала. Просто смотрела в глаза, и хотелось сбежать от ее обжигающего взгляда.
— Голодна? Пицца уже почти готова, — стиснул руки на хрупких плечах и немного размял каменные мышцы. — Извини за куклу. Я, правда…
— Случайно, — дополнила она и горько улыбнулась. — Неважно, их в доме сотни. Одной меньше — одной больше.
— Тогда садись. Ты любишь острое?
— Очень, — девушка присела, но спину не расслабила.
Пока Антон вытягивал противень из духовки, все время морщился не от обжигающего листа сквозь прихватку, а от ощущения злобного взгляда за спиной. Будто кукла не разбилась, а сидит и насмехается. И вот-вот вонзит нож в спину. Или швырнет супер-силой в стену. Бр…
Обернулся. Камила улыбалась. Коварно так, неласково вовсе. Сглотнул и отвернулся, чтобы сделать надрез на пицце.
— Ты всегда одна в таком большом доме? — попробовал завести разговор.
— Да.
Не хочет говорить. Односложные ответы, интонации сухие и нейтральные. И все тот же колючий взгляд между лопатками, до дрожи пугающий.
— А мама? — Антон выглянул через плечо. Девушку будто пригвоздили к стулу: глаз с него не сводит.
— Работает, — отрезала.
— Кем? — смахнув ужас с дрожащих пальцев, Шилов прикусил язык. Не может девчонка быть страшилкой. Она просто другая. Не такая, как все. И эта уникальность очень привлекательна.
— Риелтором, — снова коротко ответила Камила. Показалось, что ее голос стал глуше.
Антон обернулся. Сидит, не шевелится и смотрит на него, будто пилит между лопатками золотым взором.
— А ты? — выложив на блюдо уголки горячей пиццы и смахнув жуткое ощущение ползущее по спине, Антон подошел к столу.
— Что я? — так же нейтрально и холодно уточнила она и глаз не отвела. Царапала, выжигала, будто, и правда, съесть хотела.
— Чем увлекаешься ты? — мягко уточнил Антон и выложил Камиле на тарелку самый ровный кусочек. Нежно поцеловал ее в уголок рта и тихо сказал: — Приятного аппетита.