— Я не обманывала тебя, — она шла следом.

Антон мельком обернулся. Ками кралась на носочках, старалась не касаться острых вывернутых деревьев, будто она уже не сильный маг с колоссальной регенерацией, а простая уязвимая девушка.

Нужно дотянуть до утра, а там уйти и отказаться от нелепого договора, потому что он не согласен на подобное. Скажет, что подписал бумаги в стрессе или под действием алкоголя. Придумает что-нибудь, но эти бессовестные не получат от него ни грамма семени. Маги! Думают, что могут крутить людьми, как теми куклами на полке?

— Что тебе пообещали? Почему ты вернулся? — гнусаво спросила Камила. — Что произошло?

— Можно подумать, ты не знаешь, — усмехнулся Антон. Газон до дома дался легче: прохладная трава щекотала стопы, но девушка сильно отстала. Она хромала и плелась, будто раненная птица.

Шилов хотел еще ускориться, но не удержался и глянул через плечо.

Она присела на корточки и спрятала лицо под руками, а затем и вовсе упала на землю, врезавшись коленями в срезанную траву.

— Играешь снова? Притворяешься? — Антон шагнул к ней, но замер в нескольких метрах. — Хватит уже лжи, Камила.

— Я убила ее. Снежку, — в ее глазах плавилось жидкое золото. Она разорвала взгляд и снова спрятала голову под руками.

— Кто это?

— Моя любимая лошадь. Первая. Мама привезла ее с выставки. Норошка, ты на ней катался, это ее дочь. Я убила Снежку, понимаешь?! — девушка закричала и укусила себя за запястье. Сильно, до крови. — Я не хочу такой быть, но не могу контролировать. Я…

Антон подошел еще ближе. Пламя стало мягче и позволило даже прикоснуться к Камиле. Присел рядом на одно колено и погладил ее плечо.

— Ты не виновата.

— Я! Ее! Убила! — выкрикнула она, захлебываясь в слезах. — Вот этой, — выставила руку и цокнула в воздухе бусинами, — лапой, перебила ей хребет, а потом выгрызла горло.

— Тише, — Антон слушал, и жуткий мороз стягивал плечи. — Успокойся, Ками.

— А если бы я вчера тебя?… — она подняла голову и посмотрела на него сквозь дрожащие озера глаз. — Антон, ты не понимаешь с кем связался…

— Не понимаю, но… — он потянул ее к себе, — ты не должна себя винить за то, что не случилось. Пойдем в дом. Ты замерзла.

— Пусть. Я хочу умереть. Хочу замерзнуть, сгореть, утонуть, но не могу… Я засыпаю каждый раз и просыпаюсь живая в этой вечной тюрьме.

Антон подхватил ее под мышки и заставил встать. Долго смотрел в глубокие глянцевые глаза и не знал, что сказать. Он не боялся, нет, даже черные ветви на лице, что спускались тонкими линиями на подбородок и шею, не казались ему чем- то чужеродным. Напротив, они были ему интересны. Это часть Камилы. Ее уникальность.

— Я привязала тебя к себе, чтобы твою жизнь спасти. Прости меня. Это все из-за меня, — Камила обняла свои плечи и уронила голову на грудь. Задрожала от холода и пуще заплакала.

— Давай просто доживем до утра, а потом решим, что делать дальше? — взял ее за руку и повел к дому.

Она еще совсем ребенок. Ранимый и нуждающийся в поддержке. Кто мог вот так бросить ее одну с такими проблемами? Так и хотелось вцепиться в горло этой смазливой мамаше и спросить за все страдания дочери.

Да только сейчас это не поможет.

Камила шла тихо и посапывала носом, ее качало и водило, а еще она сильно хромала на правую ногу.

Антон поднял ее на руки и понес в дом, уже соглашаясь на все, что будет происходить дальше. Он тоже устал сопротивляться.

Они не стали подниматься на второй этаж — завалились в одну из закрытых комнат в тупике первого, рядом с папиным кабинетом. Камила и сама здесь никогда не была: мама прятала помещение много лет, а потом запрещала даже приближаться к дверям.

Тяжелые алые шторы пошли волнами, когда Антон открыл форточку, чтобы пустить свежий воздух в душное и будто застывшее во времени пространство. Здесь вместо ламп на стенах были свечи, но сейчас им свет не нужен был: полная луна выделяла высокую широкую кровать и очерчивала холодным синим ореолом плечи Антона.

Солоноватый запах его кожи казался Камиле знакомым, а когда поднимала голову и глядела на его подбородок и широкие скулы прогоняла чувство дежавю. Будто было все это раньше, будто они встречались.

— Я могу уйти в другую комнату, если хочешь, — сказал Антон, опустив ее на кровать. Он дышал тяжело и смотрел куда-то в сторону, словно запрещал себе переходить грань.

— Останься, — Камила шевельнулась и, обняв его за плечи, потянула на себя.

— Ты ногу порезала, — говорил ласково мужчина. — Почему не заживает?