— И по обличию зверь. Здоровенный, як бык, и шрам во всю харю.

— Почему сбежал от них?

— Грех на душу не хочу брать. Бандиты они. Добрых людей убивают и грабят. А солдат ваших пытают — страх один.

— Солдат?

— Позавчера одного вашего раненого приволокли. Пытали, не приведи господь. Но он ничего не сказал. Брыкался лишь. Ух, и лютовали над ним. Всю кожу на груди и спине в ремни исполосовали.

— Ефрейтора?

— Что?

— Я спрашиваю, ефрейтора? Одна лычка вот здесь? — Тулупов показал на погон.

— Кажись, была одна малюсенькая полоска, как кровинка растекшая.

В комнате наступила тишина. Теперь все стало ясно. Пленили Сизова. Тело Белова найдено.

— Куда же Меченый со своими… скрылся?

Взволнованный, как и все присутствующие, комбат, верно, хотел сказать «со своими головорезами», но сдержался и взял себя в руки.

— А в том же лесе и спят все. Верст восемь отсюда.

— Много их?

— Людин сто двадцать наберется. Из двух сотен стеклись туда.

— Какое вооружение?

— Два пулемета на колесах, два с этими, ножками и ружья.

Майор достал из планшета карту, разостлал ее на столе и придвинул керосиновую лампу.

— Послушай, Калина. С картой не приходилось иметь дело?

— Ни, не приходилось, — вздохнул перебежчик. Потом подумал немного и спросил: — А покажь, где мы сейчас?

— Вот здесь, — Тулупов ткнул карандашом в крохотный квадратик. — Это лес, это хутор вправо от него, небольшая сосновая роща и отдельный домик на опушке.

— Так в этой рощице они и спят, — Калина ткнул корявым пальцем в карту.

— Почему не в большом лесу?

— Так они не дурни. Отсюда тикать удобно. В хуторе есть укрытие под землей. Прижми здесь, уйдут потайными ходами к большому лесу.

Офицеры вновь переглянулись. Теперь стало ясно, почему бандитам всегда удавалось уходить от пограничников. Молчание прервал комбат.

— Спасибо, Калина, за хорошие сведения, если не врешь, конечно.

— Вот те крест! Ей богу, не вру. Шкуру спустишь с меня, как с солдата вашего они спустили. Эти бандюги вот как мне надоели — в печенках сидят. Особливо Меченый, будь он трижды проклят… Только не проспите. Уйдут бандюги, встанут и уйдут.

— Что делать будем? — спросил лейтенант Макеев, когда Калину увели.

— Выступать немедленно. Сейчас, — майор взглянул на часы, — два ноль-ноль. На сборы полчаса. Обоз с небольшой охраной оставим здесь. И без шума…

Вел пограничников кратчайшим путем Тарас Калина.

…Заставу Макеева комбат держал при себе, в резерве. Взятый в кольцо лес молчал. Но пограничники знали: в нем засел многочисленный отряд бандеровцев. И сейчас солдаты Макеева смотрели, как усиленная соседняя застава бесшумно продвигается вперед, готовясь нанести главный удар и оттеснить бандитов к хутору, где их будет ждать засада.

Томительное ожидание. До первых сосен осталось примерно метров триста, а ни с той, ни с другой стороны — ни выстрела. Еще минуту отсчитала секундная стрелка. Тишина, изматывающая нервы. И вдруг лес ожил. Гулко затараторили станковые пулеметы, установленные бандеровцами на опушке. И вот уже остались лежать на лугу бойцы, навсегда отстав от своих товарищей, рвущихся вперед. А вскоре и живые залегли, прижатые к земле огнем пулеметов. Заговорили и наши «максимы», однако не надолго. Один из них замолчал сразу же. Видно, для противника, удачно окопавшегося на лесном взгорке, он был приметной мишенью.

— Ах черт, убили пулеметчика.

— Ты думаешь?

— И думать нечего — молчит. Видишь, ползет к нему кто-то из наших, — переговаривались, досадуя, солдаты.

Но вот замолкший пулемет ожил, и ободренные пограничники снова поднялись. Рванулись и тут же легли, встреченные плотными пулеметными очередями.

— Сволочь, как бьет! Как бьет, сволочь, — злился Кудинов. — Опытный сука.

— О ком ты? — спросил Мищенко.

— О бандеровском пулеметчике, что справа. Слышишь? Та-та-та, та-та, та-та-та. Из «максима» бьет. Короткими очередями. По два-три выстрела. Больше не делает. Точно так и нас учили стрелять по отдельным целям и когда патронов маловато.

— Верно, — прислушивался Мищенко. — Бьет — что надо.

Рядом лежал младший сержант Еременко.

— Отходить надо, отходить, — с отчаяньем твердил он. — С низины их не возьмешь.

А пограничники и сами уже догадались, поползли назад. Но не тут-то было. Бандеровцы перенесли огонь, отрезая путь к отступлению.

— Сами в ловушку попали, — Василий со злостью ударил ладонью по земле. — Теперь одно: окапывайся и жди выручки.

Майор слышал, о чем переговаривались солдаты, и злился на себя. Он раньше их понял ошибку. Понадеялся на то, что бандиты, увидев значительные силы пограничников, побегут в укрытия, не приняв боя. А вышло вон как. И теперь, шагая в прогале между хатами, Тулупов думал, как выйти из положения. Снять заставу из засады — значит разорвать кольцо и наверняка упустить бандеровцев, за которыми почти целый месяц охотился. Послать на помощь свой резерв — рискованно: еще неизвестно, что будет дальше. Он понял, что в низине бойцы окопались, ждут поддержки, сознавая бессмысленность в данной ситуации и продвижения вперед, и отступления.