— Ты зачем взял с полки паровой морок? — простонал Ленард.

***

Небольшая справка об одном из агрегатных состояний заклинания местной маскировки и камуфляжа для применения рыцарями в условиях детекции магии — мороке.

Заклинание морока в законсервированном состоянии следует хранить в баллоне из материала плотностью не более 2,2 г/см? во избежание изменения структуры заклинания и вещества, в котором оно законсервировано.

Не рекомендуется использование заклинания морока на лицах, не обладающих магическим даром, без прохождения предварительной проверки физического и ментального благосостояния.

Заклинание морока способно продержаться на индивидууме до 5 астрономических часов. Во время нахождения индивидуума в состоянии морока рекомендуется тщательно наблюдать за его взаимодействием с окружающим социумом.

Я впервые на своей памяти закричал во все горло. Полумрак мастерских полностью поглотил все звуки.

Заклинание морока было самым безопасным и одновременно самым страшным заклинанием на свете. Оно не наносило серьезного урона здоровью, держалось всего каких-то пять часов, и не оставляло последствий. Можно было обновлять хоть круглые сутки.

А страшным оно было, потому что любой, кто попадал под действие, становился фактически невидимкой. Физически человек присутствовал, но его истинный облик становился для окружающих податливым, словно глина, и расплывчатым, как утренний туман. Фактически каждый видел в «морочном» ровно того, кого хотел бы увидеть.

Фланн, к примеру, расхохотался и сказал, что я для него стал намного меньше ростом, обзавелся россыпью прыщей и сальным гребнем.

Мнения остальных товарищей по поводу моего нового облика я дожидаться не стал, а сразу же убежал в мастерскую под предлогом срочной работы над проектом.

Кого вы видите во мне? Думаете, принц Алан слишком глуп и ничего не понимает?

Я приходил в учебный модуль мастерской работать над модификацией уже неделю по драгоценному пропуску отдела, который выдали всем инженерам при поступлении. Там было… Спокойно. Не мертвая тишина комнаты в общежитии.

Монотонное гудение аппаратуры, запах машинного масла, изредка — мелодичный стук инструментов друг о друга. Идеальное место для того, кто видел в машинах самую удобную и понятную форму жизни.

Но в тот вечер работа не спорилась. Мне отчаянно хотелось вернуться в Тинтагель… Но зачем?

Меня ведь никто не ждал там. Ленард наверняка был рад моему отсутствию, про остальных даже думать не хотелось. Все остались довольны друг другом.

Вот только почему мне так плохо?

Я сидел в маленьком кабинете прямо возле поля испытаний и с отчаянием глядел на чертеж и черновики проекта, разложенные передо мной на узеньком столе. Ничего не сходилось, ничего не получалось. А время отбоя неумолимо приближалось. Глаза слипались, руки тяжелели и становились неуклюжими.

Слишком слабый. Не способный сосредоточиться. Идиот, который не в силах выдать одну простую идею.

Я не хочу быть собой.

И в тот самый момент, когда я был готов расписаться в собственном бессилии, то прямо над моим ухом раздался женский голос:

— Уважаемый, сворачиваемся. Мастерские закрыты на санитарную обработку.

От испуга я уронил стилус и дернулся так резко, что чуть не упал со стула.

— Так, не падаем! — моих плеч коснулись узкие холодные ладони. — Кровь и ошметки мозгов отмываются тяжелее всего! Уважаем работу «трудяжки чистоты», милейший!

Обладательницей голоса оказалась уборщица, воительница «невидимой армии», каждый вечер боровшаяся с пятнами машинного масла, трухой металлических стружек и прочими отходами «творческой жизнедеятельности» инженеров. Она была одета не то в коричневый, не то в бордовый форменный комбинезон из грубой и жесткой на ощупь ткани, который на удивление ее не уродовал, а мягко подчеркивал все очертания женственной фигуры. Волосы были собраны под косынку, но выбивалась пара темно-русых прядей, прелестными завитками ниспадая на лицо. Она склонилась надо мной, и меня обдало запахом чистящих средств в смеси с совсем другим запахом, который звучал диссонансом и выбивался из ее облика.

— С-спасибо з-за п-помощь, — выдавил я скорее от изумления, нежели от испуга.

— Н-не н-надо т-так з-заик-каться, — весело рассмеялась та, — если решил, что я — дух убитой уборщицы, то зря. Давай-ка включим свет, мне надо тут все разгрести.

Раздался щелчок выключателя, и я зажмурился от резкой яркости. Мне никогда не нравилось работать при лампах, всегда хватало светильника. Моя ночная собеседница, скорее всего сочла это за еще один признак испуга и мягко коснулась моей щеки ладонью.