— Количество прожитых лет.

— Да. Но возраст человека определяет не количество прошедших годов — я сейчас говорю про настоящий возраст, возраст души, — а события, которые случились за это время. Что заставляет нас становиться старше? Умнее? Не обязательное условие, но трагедии подходят для этого лучше всего…

— Так у Вас случилась трагедия? Поэтому Вам не с кем оставить Аду?

— Может быть, — размыто ответил Саваоф Теодорович, возвращаясь к игре. — Ваш ход.

— Хорошо, а Мария? — спросила Ева спустя какое-то время тишины. Саваоф Теодорович вопросительно поднял на неё глаза.

— Что — Мария?

— Кто это? Вряд ли просто бывшая коллега.

— Друг, пожалуй. Почему нет?

Ева усмехнулась.

— Как-то не похоже.

— Придётся поверить. Да и вы толком не виделись — как Вы можете о ней судить, если не видели её истинное лицо?

— Истинное лицо? — скептически выгнула бровь Ева, делая ход. — А оно есть?

— Вы сегодня не в настроении.

— Вы тоже.

— Да, оно есть, и очень красивое, если хотите знать, — Саваоф Теодорович встал из-за стола за чайником. — Чай?

— Если можно. Она правда Ваш друг?

— Да. Что Вас так удивляет?

Ева откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула.

— Не знаю. Она — именно она — не похожа на друга.

— Нет, ну Вы определённо сегодня не в духе. Где Ваша привычная светлость?

— Привычная? Вы со мной не знакомы.

— Бросьте, Ева. Вчера и позавчера Вы такой не были, и вряд ли ещё когда-то будете такой.

— Что поделать — настроение не всегда бывает хорошим. Оно не плохое, и это уже замечательно.

— Вы слишком мнительны.

— А Вы?

— М?

— А Вы мнительны?

— Есть такое. И суеверен.

— Например?

Саваоф Теодорович усмехнулся.

— Я бы привёл парочку случаев, но, боюсь, они Вас испугают.

— Не Вам и не мне говорить о страхе. Рассказывайте, раз уж начали.

Саваоф Теодорович хмыкнул и сделал ход.

— Моё сообщение разбудило Вас. Вы спали.

— Да. Не буду даже спрашивать, откуда Вы это знаете.

— Да уж, не утруждайтесь. Более того скажу, что Вы заснули над Библией. Вы читали её, верно?

— Скорее освежала в памяти. И что с того?

Саваоф Теодорович пожал плечами.

— Ничего. Я вижу в этом светлое предзнаменование, но Вы — вряд ли.

— Какое предзнаменование?

— Светлое, — глаза Евы холодно прищурились. — Вы не доверяете мне.

— А есть причины доверять?

— Но ведь я Вам нравлюсь. Симпатизирую, во всяком случае.

Ева раздражённо поджала губы.

— Это тоже написано у меня на лице?

— Для меня — да. Так же как и то, что в ночь на пятницу Вам снился сон.

— Удивительно. И как же Вы догадались?..

Саваоф Теодорович хотел было что-то сказать, но промолчал.

— Вы, как вижу, не суеверны.

— Не приходилось пока видеть правдивость примет.

— Это правильно… — Саваоф Теодорович задумчиво поднял пешку и, пару мгновений рассматривая поле, опустил её на следущую клетку. — Иногда и глазам не стоит верить. Кому, как не Вам, это знать.

— Так в чём Вы видите предзнаменование?

Саваоф Теодорович промолчал.

— Архангел Михаил — один из тех, кто, по легенде, отправил Жанну д’Арк на священную войну.

— Это сейчас к чему?

— Ну, может, Вас тоже кто-то направил. Или направляет. Сейчас.

— Кто и к кому? — Еву начал немного раздражать весь этот разговор с видениями, суевериями и приметами, особенно учитывая, что их центром была она сама.

— А может, никто не направляет. Как там говорят? Мы сами кузнецы своего счастья…

— Да к чему Вы это?! — невольно воскликнула Ева.

— Пока ни к чему. Не будем загадывать.

За окном промелькнула большая тень, и Ева успела заметить странное чёрное существо, обвившееся дымом вокруг дерева напротив дома. Белые глаза-светлячки приглушённо сверкнули в сумраке грозы.

— Кто это?.. — тихо спросила Ева, указывая глазами на существо. Саваоф Теодорович посмотрел туда, куда был направлен её взгляд, но, кажется, никого там не увидел.

— Вы про кого? Про молодого человека?

— Какого мол…

Ева перевела взгляд чуть левее и столкнулась глазами с «человеком в окне», отчего сердце невольно ухнуло и будто замерло: он стоял в опасной близости от дома и, нисколько не стесняясь, заглядывал через запотевшее мутное стекло в полутёмную гостиную. Намокшая под проливным дождём белая рубашка прилипла к телу, и оттого ещё заметнее стала его ужасная худоба, граничащая с ненормальной; большие на выкате глаза смотрели в разные стороны и жили на лице своей собственной, отдельной жизнью, пока остальные мышцы застыли, словно погребальная маска, с этой жуткой неестественной улыбкой от уха до уха. Большие неровные зубы пожелтели от времени, а кожа, кажется, побледнела, несмотря на приглушённый серый свет пасмурного дня.