Мы лучше запоминаем то, что имеет для нас смысл, имеет для нас какое-то значение. Придание смысла как бы кодирует большие объемы информации, превращая потоки голых данностей в целостные связи осмысленного знания. То есть, память не является просто пассивным откладыванием прошлых переживаний. Ее надежность и интенсивность зависит от наших сознательных усилий, от нашего творчества. Даже когда человек вспоминает какие-то события собственной жизни, он воспринимает прошлое в свете нового опыта. Тогда конкретные прошлые события воспринимаются по-новому. То, что прежде казалось второстепенным, неожиданно выходит на первый план, а то, что вчера казалось важным, сегодня воспринимается как малозначимое. Иными словами, мы не просто вспоминаем прошлое, а всегда воспроизводим его по-новому.

Уже древние мыслители придавали памяти центральное значение. Наша жизнь, мы сами, - это то, что мы помним. Но память может нас подводить, она может быть ложной. Более того, мы можем помнить события, которые в реальности с нами не происходили.

Элизабет Лофтус, авторитетная исследовательница ложной памяти, в своей книге «Миф об утраченных воспоминаниях» рассказывает историю о самой себе. «Я помню одно лето, это было очень давно. Мне четырнадцать. Мы с мамой и тетей Перл поехали на каникулы в Пенсильванию к дяде Джо. Одним ясным солнечным утром я проснулась, а моя мама мертва - она утонула в бассейне». Элизабет рассказывает далее, что не видела тела матери, не могла представить ее мертвой. Сам момент маминой смерти долго оставался туманным и неясным воспоминанием. «Тридцать лет спустя, на праздновании девяностолетия дяди Джо, он рассказал, что именно я нашла маму в бассейне. После первого шока - «нет, это была тетя Перл, я спала, я ничего не помню» - воспоминания начали возвращаться - медленно и непредсказуемо, словно дымок, вьющийся над лагерным костром из сосновых бревен. Я видела себя - худенькую темноволосую девочку,которая смотрела на сверкающую голубую воду бассейна. Моя мама,одетая в ночную сорочку,лежала ничком на поверхности воды.«Мам? Мам?» - окликала я ее, повышая голос от ужаса. Я начала кричать. Я помню полицейские машины, их мигалки и носилки с чистой белой простыней, которую подоткнули под ее тело.

Конечно, все сходилось. Неудивительно, что меня всю жизнь преследовали обстоятельства смерти моей матери... Но теперь, когда я получила эту новую информацию, все стало на свои места... За три дня мои воспоминания расширились и окрепли. Затем как-то рано утром мне позвонил брат и рассказал: мой дядя проверил факты и понял, что ошибся. Как оказалось, память его подвела. Он вспомнил (и другие родственники подтвердили это), что маму в бассейне нашла тетя Перл. После этого телефонного разговора я осталась наедине со своим съежившимся воспоминанием, сдувшимся, как проколотый воздушный шарик, и чувством удивления от того, каким доверчивым может быть даже самый скептический ум. Всего лишь одно случайно оброненное предположение, и я тут же начала охоту за призраками внутри себя, усердно пытаясь найти подтверждение этой информации»[9].

Случай, рассказанный Элизабет Лофтус, весьма показателен. Мы понимаем, как важно критически относиться к собственной памяти. Ведь в противном случае, наше Я может оказаться набором ложных и хаотически смешанных опытов, событий и переживаний, где ложь и правда переплетены до неузнаваемости. Но тогда можем ли мы быть уверены, что и все наше знание о себе, наша идентичность, - не результат вымысла или чьих-то манипуляций?

Неспроста сегодня ведутся острые споры на темы исторической и культурной идентичности. Ведь фундаментальное условие нашего понимания себя - это ответ на вопрос (явный или неявный, осознанный или неосознанный): частью какой истории мы являемся? Что с нами произошло в прошлом (культурном и историческом)? Какие ценности для нас определяющие? В каком направлении мы движемся? А если истории, которые нам сегодня предлагают или предлагали вчера, ложные? Что если они «загрязняют»[10] нашу память в попытке создать «нужную» идентичность?

Наши воспоминания - это создание нашей биографии, придание смысла нашей жизни на определенном ее этапе. То же касается и истории страны, истории человечества. Не все события приобретают статус исторических, а только те, которые мы оцениваем как важные, определяющие, исполненные какого-то значения. Такие события объединяют множественность пережитого опыта в целостность биографического или исторического повествования. Но что такое смысл? Как он возникает? Как происходит событие обретения смысла?

Эти вопросы подводят нас к другому примеру - к особенностям нашего восприятия. Мы видим то, на что направлено наше внимание и что мы можем увидеть. Наше зрения и слух, наше обоняние и осязание, пронизаны тем, что можно назвать нашим фоновым опытом и фоновыми знаниями. Несколько человек, рассматривая одну и ту же вещь или картину, видят и понимают увиденное по-разному. Вот несколько примеров.

Помните, как начинается повесть Артура Конан Дойля «Собака Баскервилей»?

«Мистер Шерлок Холмс, имевший обыкновение вставать очень поздно, за исключением тех нередких случаев, когда вовсе не ложился спать, сидел за завтраком. Я стоял на коврике перед камином и держал в руках трость, которую наш посетитель забыл накануне вечером. Это была красивая, толстая палка с круглым набалдашником. Ровно под ним палку обхватывала широкая, в дюйм шириной, серебряная лента, а на этой ленте было выгравировано: «Джэймсу Мортимеру, М. R. С. S. от его друзей из С. С. Н.» и год «1884». Это была трость такого рода, какую носят обычно старомодные семейные доктора, - почтенная, прочная и надежная... (...)

– Но скажите мне, Ватсон, что вы делаете с тростью нашего посетителя? Так как мы, к несчастью, упустили его визит и не имеем понятия о том, зачем он приходил, то этот памятный знак становится очень важным. Послушаем, какое вы составили представление о человеке, рассмотрев его трость.

– Я думаю, - сказал я, пользуясь, насколько мог, методом моего товарища,

– что доктор Мортимер - состоявшийся пожилой врач, пользующийся уважением, раз знакомые оказали ему внимание, вручив этот подарок.