Прошло не меньше свечи с того времени, как мы выехали. Веним дремал, а я несмотря на бессонную ночь никак не могла закрыть глаза. Чувства улеглись, однако сон все еще не шел…

— Простите, госпожа, — услышала я тихий голос, от неожиданности чуть не подпрыгнув на месте, — если мы больше не… то как мы можем вас называть?

Я повернулась. На меня смотрел Грегорик-младший. И в его глазах было что-то такое, от чего у меня ком встал в горле. Надежда… робкая… едва теплилась в глубине его глаз. Ему было семь лет, когда я увезла их из Грилории. А когда он стал рабом и того больше. Он должен был помнить, что был когда-то принцем.

Дыхание перехватило. Я открыла рот, чтобы ответить на его вопрос, но не смогла произнести ни слова. Мешал комок вставший в горле. И вместо того, чтобы представиться как положено, с титулом и всеми регалиями, я ответила:

— Вы можете называть меня тетей Елиной. Ваш отец, — я запнулась, но тем не менее закончила, — мой двоюродный брат…

— Тетя Елина, — выдохнул он и вдруг улыбнулся. Робко и несмело, но так заразительно, что я и сама не смогла сдержать улыбки.

Больше они не произнесли ни слова, затихнув в уголке, как мышки. Но атмосфера в карете стала как будто бы немного легче, хотя, возможно, на меня давил не страх бывших рабов, а мое собственное чувство вины.

На обед мы остановились в трактире. Сейчас, когда нас сопровождали два десятка воинов Великой матери, я боялась нападения намного меньше. К тому же со мной был маг, пусть и не очень сильный. Но если вдруг Илайя нас догонит, мы сможем дать ей отпор.

Но больше всего меня радовало, что Грегорик и Антос немного осмелели и с любопытством смотрели по сторонам, а не разглядывали грязный, заплеванный пол трактира. Хотя, когда младший из братьев поднял лицо, я ощутила еще одни болезненный укол в сердце. Он был чем-то неуловимо похож на моего отца и на моего брата. И мне стало еще труднее не корить себя за то, что сделала.

— Простите, тетя Елина, — Грегорик явно был намного смелее брата, возможно потому, что Астону было слишком мал, когда потерял прав на самого себя, и мальчишка вырос не помня, что когда-то было по-другому. — можно мы с братом поедем с кучером? Нет-нет, — торопливо забормотал он, когда я удивленно взглянула на него, — мы очень благодарны вам за милость, но нам привычнее ехать именно там, а не карете…

Я прикрыла глаза… Сколько еще раз я буду получать пощечины от судьбы за ошибку, совершенную в далеком прошлом?! Захотелось запретить, настоять на своем, сказать, что они должны ехать в карете, а не со слугами. Но я понимала, что так еще больше наврежу детям… Да, сейчас я воспринимала их как детей, которых надо было воспитывать и учить, хотя Грегорику было уже восемнадцать.

— Конечно, — улыбнулась я, стараясь, чтобы улыбка была как можно более легкой и доброй, — вы больше не рабы и можете делать то, что хотите сами.

Когда мы уехали из трактира, в карете мы с Венимом были только вдвоем. И я даже вздохнула как-то свободнее, мои племянники больше не маячили передо мной, возбуждая чувство вины…

— Ваше величество, — впервые за все поезду голос подал Веним, — а вы знаете, младший из братьев очень сильный маг…

— Откуда вам это известно? — пробормотала сквозь дрему. Теперь, когда мои чувства успокоились меня стало клонить в сон. — Насколько я помню, вы не способны чувствовать магию. Вы говорили, что слишком слабы.

— Верно, — не стал спорить монах, — однако, я кое-что заметил… У младшего есть медальон. Он прячет его, и очень боится, что вы или кто-то другой заберет его сокровище.

— Медальон? — я почти спала и слова Венима доносились до меня несколько приглушенно, как будто бы он говорил в другой комнате.

— Медальон, — согласился монах. — Много лет назад точно такой же медальон нашел мой друг Агор. И его отец, настоятель нашего монастыря, сказал, что такие отличительные знаки, когда-то давно носили самые сильные маги нашего ордена…

— М-м-м, — промычала я. Я слышала, что говорил монах, но мне это не казалось важным. Подумаешь, еще один артефакт. У меня, вообще, складывалось ощущение, что Древние Боги вручили свои дары всем без исключения…

Меж тем монах не заткнулся:

— Если вы не против, то я мог бы поучить мальчиков молитвам. Я знаю их не слишком много, все же мое служение заключается в уходе за свиньями.

— М-м-м, — промычала я, качая головой. И окончательно заснула.

Мое пробуждение нельзя было назвать приятным. Карета затормозила так резко, что я по инерции слетела со скамьи и расшибла бы себе лоб, если бы мой полет не остановил мягкий, как подушка Веним.

— Осторожно, ваше величество, — воскликнул он, подхватывая меня.

А я ошалело замотала головой, спросонок не понимая, что случилось.

— Почему мы остановились? — спросила я, усаживаясь на свое место и незаметно тряся головой, чтобы разбудить спящие мысли.

— Не знаю, — пожал плечами Веним, он хотел сказать что-то еще, но его перебил громкий крик снаружи:

— Свои! Это свои!

Я сразу встревожилась. Никаких «своих» мы не ждали. Открыла окно и высунула голову наружу. Душный, горячий воздух мгновенно облепил лицо и залез в горло. По сравнению с приятной прохладой, царившей в карете стараниями Венима, контраст был таким сильным, что я на мгновение задохнулась. И закашлялась.