– Скажи еще… Повтори, Марин… Все повтори… – потрясает эмоциями, которые выдает, не повышая при этом голоса.

Я, конечно, повторяю. Но едва только заканчиваю, Даня просит еще.

Еще и еще… Я словно древняя магнитофонная кассета, которую то и дело ставят на перемотку, пока не затирается пленка. Выражается это тем, что я звучу все более хрипло и все более отрывисто.

– Даня… – роняю слабо.

Наконец, он вспоминает, что я не робот.

– Я тебя люблю, – подменяет меня. – Люблю, Марин… Люблю.

Не только на словах, естественно. Вжимая в постель, демонстрирует всю силу своих чувств физически. И снова это иначе, чем во все предыдущие разы. Снова открываются новые ощущения. Снова мы производим необычные наборы эмоций.

Наши тела так плотно сливаются, что в один момент теряется какое-либо понятие раздельности, как личностей. Мы едины. Мы органичны. Мы абсолютно синхроны.

Мир будто кто-то застопорил. Он продолжает с треском вращаться, но делает это не во всю скорость. Мы с ним двигаемся. Крайне медленно. Это больше походит на бесконечные раскачивания.

Кожа пылает настолько, что с каждой секундой крепнет страх сгореть заживо. Однако остановиться мы не в силах.

– Я тебя люблю… Тебя одну…

– Я тебя люблю… Одного тебя…

При каждой удобной возможности продолжаем шептать о чувствах. Эти слова не заканчиваются. Если хватает дыхания, мы говорим. Ничего уникального, конечно, не придумываем, но нас и так без послабления штырит от тех сумасшедших доз, которые мы успели набодяжить друг для друга прежде.

Когда наивысшая вспышка нашего удовольствия разрывает мир, мы и сами будто умираем. Эта энергетическая смерть длится не меньше трех секунд. Я считаю те удары, что пропускает мое сердце. И счастливо опадаю, когда оно, наконец, оживает, толкая по телу кровь, а с ней и безумное множество свежих, ярких и чрезвычайно острых эмоций. Они быстро переполняют мой организм, заставляя его уйти в комфортный энергосберегающий режим – сон.

Не думаю, что долго нахожусь в забытье. По ощущениям проходит не больше получаса, как Даня вырывает меня из крепких оков бурных сновидений. И делает он это, безусловно, той же тягучей патокой любви, которую не могла бы вообразить даже в своих самых развязных мечтах.

Я не знала, что он способен быть таким нежным, чутким, тактильным, чувственным… Влюбленным.

Третий раз – мой. Я забираюсь сверху. Трогаю его твердое от напряжения и влажное от пота тело. Ласкаю его губами. Каждую резко очерченную мышцу, каждую впадинку, каждую бороздку, каждую выпуклость – обхожу языком. Слизываю с горячей кожи дурманящий меня вкус соли, секса и божественной охрененности Дани Шатохина.

Со словами своей одержимой любви обсасываю его потрясающий член. С этими же словами сажусь сверху и вбираю его в себя. С этими же словами, раздробленными короткими гортанными стонами и рваными страстными вздохами, ритмично двигаюсь на нем.

Царапая ногтями мокрые кубики пресса, непрерывно смотрю Дане в лицо. Мне нравится, как он наблюдает за моей подпрыгивающей грудью, как он то и дело ловит ее ладонями, как мнет и сжимает.

Но острее всего удовольствие, когда мы встречаемся взглядами. Губы тотчас распахиваются и начинают двигаться, выписывая уже заученные, но такие искренние признания.

– Я люблю тебя…

В унисон. На каких-то особенных частотах. Физически неслышимых человеком, но при этом задевающих все его нервные окончания и вынуждающих содрогаться. Так происходит бессчетное количество раз, пока одно из этих одуряющих колебаний не заставляет нас размножиться и разлететься на миллиарды искрящихся атомов.

После третьего оргазма уснуть не получается, несмотря на то, что сил вроде как не осталось. Желудок настойчиво требует пищу, из-за этого и приходится выползти из постели.

– Не мойся… Не одевайся… Будь как есть, – ходит за мной по пятам Даня. Обнимая, не позволяет ничего сделать. Скользит по животу ладонями. Меня сразу же обсыпает мурашками. А уж когда он припечатывает: – Хочу, чтобы только мной пахла, – я снова пьянею от счастья. Оно меня буквально разрывает. Но эти ощущения, несмотря на всю свою сокрушающую мощь, исключительно приятные.

Быстро готовлю сытный и мегакалорийный омлет, забрасывая туда все подходящие для этого компоненты. Не заморачиваясь с какой-либо сервировкой, выставляю сковороду на стол. Даня садится на стул, а я – ему на руки. И… Вряд ли я еще когда-то смогу спокойно есть яйца, не вспоминая при этом весь тот беспредел, что мы творим, пока пытаемся накормить друг друга.

Наши руки, наши губы, наши языки – везде. Наши манеры хуже, чем у животных.

– Пахнуть только тобой не получится… – сипло смеюсь я и тихонько повизгиваю, когда становится щекотно. – Я вся в еде…

– Я все слижу.

Не успеваю ничего ответить, как Даня убирает со стола пустую сковороду и выкладывает на него меня.

– Боже… Я люблю тебя, Шатохин… – стону, пока он ведет по моей груди языком и жадно присасывается к соску. – И… Да… Да… Люблю тебя… Только тебя… Да… Тебя одного люблю! Бо-о-оже мой!!!