И вот я поехала туда, дрожа от волнения. Дворецкий Буллит, похожий на Франкенштейна, всегда пугал меня до смерти. Надо было следовать за его чеканными шагами в глубь дома, больше напоминавшего громадный музей, пока он не приводил вас в маленькую зеленую комнату, где обычно находились хозяева, – единственную комнату в Монтдор-хаус, которая не казалась приведенной в порядок специально для приема. На сей раз, однако, парадную дверь открыл лакей более человеческой наружности и даже сообщил мне хорошую новость, что ее светлость еще не вернулась и что леди Полли одна. Мы двинулись через дом и вскоре обнаружили Полли в окружении обычной пятичасовой атрибутики в виде серебряного чайника на огне, серебряного заварочного чайника, фарфоровых чашек и тарелок от «Краун Дерби» и такого количества сладостей, что их хватило бы на кондитерский магазин. Она сидела на ручке кресла, читая «Татлер».

– Божественный день «Татлера», – проговорила она. – Он действительно помогает бороться со скукой. Там есть я и есть Линда, а тебя нет на этой неделе. Как хорошо, что ты пришла, я как раз мечтала, чтобы зашел кто-то симпатичный – теперь мы можем выпить чаю.

Я не знала, как она воспримет мою помолвку. Собственно говоря, я никогда не говорила с ней об Альфреде с тех пор, как умолила ее устроить так, чтобы его пригласили на бал. Казалось, она всегда настроена против молодых людей и всяких разговоров о любви. Но когда я выложила ей новость, она воодушевилась и лишь упрекнула меня за то, что я так скрытничала.

– Я помню, ты просила меня пригласить его на бал, – сказала она. – Но потом ни разу о нем не обмолвилась.

– Я не осмеливалась говорить об этом, – ответила я, – на тот случай… ну… это действительно было для меня слишком важно.

– О, прекрасно тебя понимаю. Я так рада, что ты стремилась к этому до того, как он сделал тебе предложение, не верю, когда бывает наоборот, когда людям приходится специально настраиваться, понимаешь? Какая ты счастливая, представить только, что можешь выйти за человека, которого любишь! Ты даже не понимаешь, как тебе повезло. – Я видела, что глаза у нее полны слез. – Продолжай, – велела она. – Расскажи все!

Меня очень удивило такое проявление чувств, столь необычное для Полли, но в моем эгоистичном состоянии большого нового счастья я не приостановилась, чтобы поразмыслить, что это может значить. Кроме того, я, конечно, жаждала рассказать.

– Он был ужасно мил со мной на твоем балу, я совсем не ожидала, что он ради этого приедет в Лондон. Ну, начать хотя бы с бриджей… Я знала, как ему не захочется с ними связываться, и потом он всегда так занят и не любит вечеринки, только представь… Я была так взволнована, когда его увидела! Потом он пригласил меня танцевать, но также танцевал и со старушкой Луизой, и даже с тетей Эмили, поэтому я подумала, что он просто больше никого не знает и в этом все дело. После танцев он повел меня ужинать и сказал, что ему нравится мое платье и он надеется, что я приеду навестить его в Оксфорде, а еще добавил кое-что, показавшее, что он помнит наш прошлый разговор. Ты же знаешь, как это всегда обнадеживает. Потом он дважды приглашал меня в Оксфорд: один раз у него состоялся званый завтрак, а в другой раз он был один. Но на каникулы он уехал в Грецию. Знаешь, оксфордские каникулы ужасно длинные. Ни одной открытки, так что я подумала: все кончено. Ну а в четверг я снова поехала в Оксфорд, и на этот раз он ко мне посватался, вот, смотри, – выпалила я, показывая красивое старинное кольцо – гранат в обрамлении алмазов.

– Совсем как в романе «Создание маркиза»! – воскликнула Полли.

– Именно так, разве что это не рубин.

– Хотя размером точно с голубиное яйцо. Ты счастливица.

Тут появилась леди Монтдор. Она торопливо вошла, так и не сняв верхней одежды, и казалась необычно благодушной.

– А! Девочки! – обрадовалась она. – Как обычно, болтаете о балах, я полагаю! Едете в Грейвзенд сегодня вечером, Фанни? Дайте мне чаю, я совершенно мертвая. Полдня с великой герцогиней! Я только что высадила ее у Кенсингтонского дворца. Никогда не поверите, что этой женщине около восьмидесяти, она любого может загонять до изнеможения, знаете ли, и такая милая, такая человечная, с ней так просто говорить. Мы ездили в «Вуллэндс», прикупить шерстяной одежды – она мерзнет. Говорит, ей не хватает двойных окон.

Должно быть, леди Монтдор было довольно грустно (хотя с ее талантом игнорировать неприятные моменты, она, вероятно, даже не осознавала этого факта), что дружба с королевскими особами всегда начиналась для нее тогда, когда дни их славы заканчивались. Царское село, Шёнбрунн, Квиринал, Котрочень, Мирамаре, Лакен и остров Корфу никогда ее не знали, разве только в составе огромной толпы в парадных покоях. Если она ехала в иностранную столицу со своим мужем, ее, конечно, приглашали на официальные приемы, а иностранные правители, приезжавшие в Лондон, посещали ее большие вечера, но все это было очень официально. Увенчанные коронами головы, быть может, не имели достаточно здравого смысла, чтобы сохранить свое влияние, но были, очевидно, не так глупы, чтобы не понять: дай леди Монтдор палец – и она отхватит всю руку. Однако как только их изгоняли, они начинали замечать ее обаяние, и очередное павшее королевство всегда знаменовало появление еще нескольких завсегдатаев Монтдор-хаус. Когда они терпели полное крушение и растрачивали все деньги, какие им удалось отложить, ей разрешалось действовать в качестве фрейлины и ездить с ними в «Вуллэндс».

Полли протянула матери чашку чаю и поведала мою новость. Приятное послевкусие, оставшееся после королевской вылазки, мигом рассеялось, и леди Монтдор сделалась чрезвычайно неприветливой.

– Помолвлена? – переспросила она. – Что ж, полагаю, это очень мило. Альфред, как дальше, вы сказали? Кто он? Как его фамилия?

– Он дон. Преподает в Оксфорде.

– О боже, как необычно. Вы же, конечно, не хотите переехать в Оксфорд? Думаю, он, пожалуй, должен пойти в политику и купить дом – полагаю, у него пока еще нет дома? Нет, и он уже не будет доном, по крайней мере, английским доном, в Испании, конечно, это совершенно другое дело – доны там что-то значат, как я понимаю. Дайте подумать… Да, почему бы вашему отцу не подарить вам дом на свадьбу? Вероятно, вы – его единственный ребенок. Я сейчас же ему напишу – где он теперь, кстати?

Я туманно ответила, что, по-моему, на Ямайке, но я не знаю его адреса.

– Право, что за семья! Я выясню в Министерстве по делам колоний и напишу дипломатической почтой, так будет надежнее всего. Потом этот мистер Как Его Там может угомониться и начать писать книги. Такое занятие всегда придает человеку солидности, Фанни. Я советую вам немедленно засадить его за эту работу.

– Боюсь, я не имею на него большого влияния, – смущенно сказала я.

– О, так выработайте это влияние, дорогая, и быстро. Нет смысла выходить за человека, на которого вы не имеете влияния. Только посмотрите, что я сделала для Монтдора. Всегда следила за тем, чтобы он был заинтересован, заставляла его брать больше ответственности (я имею в виду места службы) и добивалась от него хороших результатов, никогда не позволяла ему скатываться вниз. Жена должна быть начеку: мужчины так ленивы по натуре. Например, Монтдор вечно пытается вздремнуть днем, но я и слышать об этом не желаю. Как только начнешь это делать, говорю я ему, ты – старик, а старые люди легко теряют интерес и выбывают из игры – а тогда они могут с тем же успехом быть мертвыми. Монтдор только меня должен благодарить за то, что не находится в том же состоянии, что и большинство его сверстников, которые ползают, словно сонные мухи, по «Мальборо» [44] и практически не способны дотащиться до Палаты лордов. Я заставляю Монтдора ходить туда каждый день. Знаете, Фанни, дорогая, чем больше я думаю об этом, тем более нелепой мне кажется ваша идея выйти замуж за дона. Что говорит Эмили?