Она сама не поняла, почему это произошло. Просто в тот миг, когда она сосредоточилась на музыке, взгляд Масухо-но-сусуки будто пригвоздили к Асэби.

Сначала инструмент Асэби звучал тихо. Безыскусная, спокойная, неторопливая – мелодия была незнакомой, однако плавные простые звуки были приятны для слуха, создавали ощущение узнавания.

Придворные дамы вокруг обескураженно переговаривались: надо же, а играет она неплохо. Однако с такими лицами они сидели совсем недолго.

Звонкий наигрыш, заставивший ощутить ароматы начала лета, постепенно смягчил и оживил атмосферу в зале. Все почувствовали, как их окутывает приятный свежий летний ветерок, но вдруг…

Инструмент зазвучал по-другому. Теперь это была совсем другая мелодия: темп оставался быстрым, мягкость она не потеряла, но текла легко. У Масухо-но-сусуки закружилась голова. Исполнителю со средним умением такое ни за что не сыграть. А если бы и получилось, не хватило бы техники, непременно возникло бы ощущение спешки, и все было бы испорчено. Мелодия была столь сложна, что девушка мгновенно осознала: сама она так не сыграет. Однако игра Асэби вовсе не создавала впечатления, будто исполнительница выкладывается, прилагая все усилия. Напротив, ее десять пальцев двигались, словно живые существа с собственной волей, а управлявшая ими Асэби явно чувствовала себя совершенно свободно, не испытывая никакого напряжения.

Она с удовольствием касалась инструмента, всем свои телом дыша ощущением радости от встречи с летом. На ум приходила мысль о чистом горном источнике: каждый раз, когда пальцы Асэби дотрагивались до струн, возникала иллюзия выступающих из земли прозрачных капель, похожих на драгоценные камни. Сверкающие капли отражали сияние летних лучей, а этому свежему блеску отвечали радостные голоса распускающейся мягкой молодой зелени.

Тело Асэби само будто испускало свет, и Масухо-но-сусуки, глядя на нее, невольно затаила дыхание.

Она не сразу поняла, что незнакомое чувство, охватившее ее, – это ревность. Асэби закончила играть и подняла голову, глаза девушек встретились. И в тот миг, когда Асэби улыбнулась ей, Масухо-но-сусуки с изумлением поняла, что все это время не могла отвести взгляда от исполнительницы.

– Превосходно! – Бесхитростное восклицание Фудзинами заставило дам очнуться и захлопать глазами. Придворные дамы из Весеннего павильона искренне радовались и осыпали Асэби бурными аплодисментами. Укоги смотрела на всех гордо, будто спрашивала: «Ну как? Потрясающе, правда?»

Сиратама и женщины из Зимнего павильона будто застыли. Среди недоуменно шумевших дам Осеннего павильона, словно не веривших в то, что произошло прямо перед ними, угрюмо молчала Масухо-но-сусуки, не сводя глаз с Асэби.

– Вы только поглядите, ну и вид у нашей несравненной красавицы!

Масухо-но-сусуки оглянулась, услышав откровенно насмешливые слова: рядом сидела подобравшаяся к ней Хамаю. Увидев ее спокойное лицо, Масухо-но-сусуки закусила губу:

– Ты знала, да?

– Ну, как «знала». Всем известный факт: в Восточном доме много замечательных исполнителей, – с некоторым удивлением – мол, что уж теперь говорить – заметила Хамаю. – Теперь-то ты поняла, что опрометчивые высказывания наносят ущерб твоему собственному достоинству? Впрочем, тебе это только на пользу.

– Не твое дело.

Сама же Асэби вовсе не выглядела торжествующей и с улыбкой беседовала с Фудзинами. Масухо-но-сусуки злилась на себя, потому что с ненавистью смотрела на девушку, в поведении которой не было ничего заносчивого.

После этого благополучно началась церемония, и все уже ждали, что вот-вот объявят о прибытии молодого господина. У всех в мыслях было только одно: «Когда же? Когда же?» – так что время, казалось, ползло крайне медленно.

Однако придворные дамы уже закончили все приветствия, все подношения богу Ямагами-сама были совершены, а молодой господин так и не появился. Теперь уже никто не мог сказать, что это им кажется: молодой господин опаздывал к назначенному времени. Дамы, и так взвинченные донельзя, сначала сердились на наследника за его отсутствие. Но время шло, и многие ощутили растерянность.

«Молодой господин не прибудет», – зашептались придворные дамы. Фудзинами за своим занавесом ощутимо нервничала.

Однако церемония уже подошла к концу, настала пора снова подавать напитки и закуски, а молодой господин так и не появился.

– Что же это значит? – обеспокоенно спросила Самомо, оставившая Хамаю и подобравшаяся к Асэби и окружавшим ее дамам. – У молодого господина не в обычае пропускать церемонии без особых на то причин.

– Ты хочешь сказать, что с молодым господином что-то случилось?!

На вопрос Укоги Самомо ответила, что не знает, но на лице ее сохранялось беспокойство.

– Я кое-что странное слышала…

– Кое-что странное? – Асэби сама чувствовала неописуемое беспокойство из-за того, что молодой господин не появлялся.

Самомо коротко кивнула и переглянулась с Асэби.

– Мы, придворные дамы, служившие в доме Сокэ, даже после того, как нас отправили прислуживать четырем другим домам, иногда собираемся в павильоне Глициний за чаем. И одна из девушек, оставшихся в доме Сокэ, рассказала, будто слышала, как Госпожа в лиловом говорила вот что…