— Что тебе от меня нужно? — спросила она не слишком вежливо. За язвительностью скрывался страх, а еще неловкость от того, что она поклонилась ему. Лидия де Крафт бы не кланялась, мать бы попыталась всадить ногти в черные глаза, вдавить их, чтобы убедиться – это просто злая тьма, а никакие не порталы в другой мир. Савойя вздохнул, а с ним и пещера, в которой они находились. Корни дерева, напоминающие червей заворочались, а Марина вдруг поняла, где находится. Цвет листьев ивы, что росла рядом с алтарем имел тот же костяной оттенок. Марина не сомневалась, что гробница савойя находится вне их реальности, или бы чуткие уши шевалье давно расслышали погребенного под слоями земли своего повелителя, да и он бы с легкостью разрыл землю, выбрался из нее. Ледяной король смотрел на то, как сменяются эмоции на женском лице. Лицо было это довольно красиво, особенно глаза, впрочем, его красота или уродство совершенно не беспокоили Ледяного короля. Главное, что она могла слышать его и выполнить то, что он прикажет.

— Мне нужно проснуться. Выбраться отсюда. А для этого мне нужна кровь. Ты знаешь, чья кровь.

— Та, чья кровь тебе нужна, должна быть мертва. Я об этом позаботилась. — вызов в голосе Марины прозвучал, вот только никакого эффекта не произвел. Савойя не злился, не дрогнул ни один мускул на красивом лице. Марина почувствовала себя на месте тех жуков, за которыми они с Ришаром в детстве носились с увеличительным стеклом. Они хотели лишь посмотреть, сколько у тех лапок и какова форма головы, но каждый хорошо знал, что стоит повернуть лупу, поймать солнечный луч, и жук изжариться.

— Она жива и вполне здорова. И все еще мне нужна. Приведи мне ее.

— Я не стану помогать тебя воскрешать. Кто знает, сколько зла ты причинишь живой, раз уже столько принес мертвый, — Марина прекрасно понимала, что прикажи он ей, и она выполнит все, что он пожелает. Если Лекар мог ломать ее волю, то для этого древнего существа, она была подобна глине. Но савойя не приказывал, напротив, промелькнуло в его взгляде что-то сродни уважения.

— Я награжу тебя…

— У тебя нет ничего из того, что ты бы мне мог предложить, — Марине не нужны были деньги, ничего не значила власть. Что может предложить ей это существо? Стоящее того, чтобы потопить весь мир в крови.

— Я верну тебе жизнь. Сделаю так, что кровь твоя станет горячей, что сердце забьется, как и прежде. Ты перестанешь быть савойя.

Мертвое сердце Марины сжалось, а затем застучало вдруг, как сумасшедшее. Марина почувствовала, как ладони ее закололо, будто пальцы замерзли, прикоснулась ими к щекам и поймала горячие слезы.

— Я дам тебе сил, чтобы ты смогла прилететь в Серебряный замок, прикажу дать тебе пособников. Но к ней должна прикасаться только ты. Ты не должна позволить никому из мужчин отведать ее крови. Именно ты должна возложить ее на алтарь и пробить ее сердце.

Марина уже убивала. В начале в безумном голоде, когда ей было все равно, что жертвы вымаливают милосердия, потом более расчетливо и осознанно, по приказу Лекара. Убить последний раз, чтобы никогда больше не приходилось. Чтобы не подчиняться его приказам, не загораться от его желания. Такая уж большая цена — жизнь одной полукровки… Она все равно замотала головой, не потому, что ей было жалко эту Луну, а потому, что понимала — выпусти из безвременья это существо — оно будет убивать. Он все также смотрел на ее лицо, будто читал по нему. Ему не требовалось слов, чтобы понимать ее решимость противостоять ему, даже если это будет последним, что она сделает. А она понимала… чувствовала, что даже такой, почти мертвый, он сильнее всех, кого ей приходилось встречать. И снова, вместо того, чтобы разозлиться, обрушить на нее свою темную ярость, он только вздохнул.

— Я покажу тебе кое-что, Марина де Крафт. И расскажу. А когда закончу, думаю, что ты согласишься мне помочь.

Он сделал шаг ближе, совершенно обычным, человеческим движением убрал прядь белых волос себе за ухо и начал говорить…

***

Большой зал наполнился светом свечей. Он танцевал, отражался в золотой мозаике и иллюзорных листьях кленов. В прежние времена посетителей во дворце принимали только ночью, и как бы Эльер не пытался сменить порядок, полностью у него не выходило. Причиной тому были жаркие дни лета, когда днем весь город пребывал в блаженной дреме, а ночью просыпался, наряжался в летящие ткани и украшал головы напудренными париками. Эльеру же ночью было сложнее поддерживать иллюзии, а потому в помощь ему шло вино, красивые женщины и те из эльфов, что родились в этой местности. Их сила не была привязана с сиянию солнца.

Реджина вошла в зал, где скоро должно было начаться торжество. Ох как горели ненавистью ее глаза, ох, как мечтала она разорвать Эльера на части. Но он победил ее, обыграл в битве иллюзий, и ей пришлось принять над собой его власть. Много лет назад она призвала все свои силы, чтобы сразить его. На ее стороне была вся земля Арсии, а на его пять жалких кленов из его бора. Но Эльер победил, и теперь, много лет спустя, Реджина понимала, что солнце всегда побеждает.

— Моя королева, — сказал он ей насмешливо. Конечно, когда-то они были близки, десять или двадцать лет, а может пятьдесят. Реджина даже хотела родить от него ребенка, но Эльер не пожелал, предпочитая возиться со своими полукровками. Сейчас Реджина понимала, что его чистокровный ребенок стал бы ему конкурентом, но тогда думала, что в сердце его не осталось уже места любви. Это было столетие назад, они вместе восседали на троне, она прикидывалась конкубиной, он Велизаром. А иногда они делали наоборот. Но то время осталось позади, Эльер повелевал, а она исполняла. А иначе… Драконы, что обитали в каналах Ветиры всегда были голодны.

— Мой повелитель. — Сил Реджины хватало на то, чтобы с легкостью видеть сквозь его иллюзию, но для остальных присутствующих в зале, она обращалась к князю.

— Ты сегодня будешь развлекать гостей. Мне нужен контракт на добычу серебра у берегов Арики, ты отправишься вместе с ними обратно, соблазнишь султана.

Реджина вздрогнула. Он хотел отослать ее, окончательно забрать у нее землю. Кем она станет, если покинет Ветиру? Руки Реджины похолодели, их обуяла дрожь. И впервые в жизни ей показалось, что убийство — не такой уж и грех. Эльер же смотрел на нее глазами цвета расплавленного золота, и выражение у них было безразличным, холодным, будто души в нем осталось, что в металле.