«То, что мы зовем душой…» Избранные стихотворения
вернуться

Кушнер Александр Семенович
Шрифт:

ЛАВР

А. Битову

Не помнит лавр вечнозеленый,Что Дафной был и бог влюбленныйЕго преследовал тогда;К его листве остроконечнойПодносит руку первый встречныйИ мнет, не ведая стыда.Не помнит лавр вечнозеленый,И ты не помнишь, утомленныйПутем в Батум из Кобулет,Что кустик этот глянцевитый,Цветами желтыми увитый,Еще Овидием воспет.Выходит дождик из тумана,Несет дымком из ресторана,И Гоги в белом пиджакеНе помнит, сдал с десятки сдачуИль нет… а лавр в окне маячит…А сдача – вот она, в руке.Какая долгая разлука!И блекнет память, и подругаЗабыла друга своего,И ветвь безжизненно упала,И море плещется устало,Никто не помнит ничего.

«Ну прощай, прощай до завтра…»

Ну прощай, прощай до завтра,Послезавтра, до зимы.Ну прощай, прощай до марта.Зиму порознь встретим мы.Порознь встретим и проводим.Ну прощай до лучших дней.До весны. Глаза отводим.До весны. Еще поздней.Ну прощай, прощай до лета.Что ж перчатку теребить?Ну прощай до как-то, где-то,До когда-то, может быть.Что ж тянуть, стоять в передней.Да и можно ль быть точней?До черты прощай последней,До смертельной. И за ней.

«Я к ночным облакам за окном присмотрюсь…»

Я к ночным облакам за окном присмотрюсь,Отодвинув суровую штору.Был я счастлив – и смерти боялся. БоюсьИ сейчас, но не так, как в ту пору.Умереть – это значит шуметь на ветруВместе с кленом, глядящим понуро.Умереть – это значит попасть ко дворуТо ли Ричарда, то ли Артура.Умереть – расколоть самый твердый орех,Все причины узнать и мотивы.Умереть – это стать современником всех,Кроме тех, кто пока еще живы.

«Расположение вещей…»

Расположение вещейНа плоскости стола,И преломление лучей,И синий лед стекла.Сюда – цветы, тюльпан и мак,Бокал с вином – туда.«Скажи, ты счастлив?» – «Нет». —«А так?» —«Почти». – «А так?» – «О да!»

«Женский, легкий, веселый затылок…»

Женский, легкий, веселый затылокНа моей отдыхает руке.Ведь не кукла, и не из опилок,И румянец на влажной щеке.Как две бабочки, дрогнули веки.Как же мало я знаю о ней!Годы, улицы, книги и реки,Целый мир на ладони моей!Целый мир, воздвигавшийся где-тоДалеко от меня, в стороне.И доверчивость сонная этаЧто-то резко меняет во мне.А на кресле лежащее платьеТак слепит среди блесток дневных…Как все странно: и эти объятья,И такая любовь после них!

«Уходит лето. Ветер дует так…»

Уходит лето. Ветер дует так,Что кажется, не лето, – жизнь уходит,И ежится, и ускоряет шаг,И плечиком от холода поводит.По пням, по кочкам, прямо по воде.Ей зимние не по душе заботы.Где дом ее? Ах, боже мой, везде!Особенно где синь и пароходы.Уходит свет. Уходит жизнь сама.Прислушайся в ночи: любовь уходит,Оставив осень в качестве письма,Где доводы последние приводит.Уходит муза. С кленов, с тополейЛетит листва, летят ей вслед стрекозы.И женщины уходят все быстрей,Почти бегом, опережая слезы.

«О слава, ты так же прошла за дождями…»

О слава, ты так же прошла за дождями,Как западный фильм, не увиденный нами,Как в парк повернувший последний трамвай, —Уже и не надо. Не стоит. Прощай!Сломалась в дороге твоя колесница,На юг улетела последняя птица,Последний ушел из Невы теплоход.Я вышел на Мойку: зима настает.Нас больше не мучит желание славы,Другие у нас представленья и нравы,И милая спит, и в ночной тишинеПусть ей не мешает молва обо мне.Снежок выпадает на город туманный.Замерз на афише концерт фортепьянный.Пружины дверной глуховатый щелчок.Последняя рифма стучится в висок.Простимся без слов, односложно и сухо.И музыка медленно выйдет из слуха,Как после купанья вода из ушей,Как маленький, теплый, щекотный ручей.

Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки…

Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки,У стриженых лип на виду,Глотая туманный и стойкийБензинный угар на ходу,Меж Марсовым полем и садомМихайловским, мимо былыхКонюшен, широким обхватомДержавших лошадок лихих.Пойдем же! Чем больше названий,Тем стих достоверней звучит,На нем от решеток и зданийТень так безупречно лежит.С тыняновской точной подсказкойПойдем же вдоль стен и колонн,С лексической яркой окраскойОт собственных этих имен.Пойдем по дуге, по изгибу,Где плоская, в пятнах, волнаТо тучу качает, как рыбу,То с вазами дом Фомина,Пойдем мимо пушкинских окон,Музейных подобранных штор,Минуем Капеллы широкойОвальный, с афишами, двор.Вчерашние лезут билетыИз урн и подвальных щелей.Пойдем, как по берегу Леты,Вдоль окон пойдем и дверей,Вдоль здания Главного штаба,Его закулисной стены,Похожей на желтого крабаС клешней непомерной длины.Потом через Невский, с разбегу,Всё прямо, не глядя назад,Пойдем, заглядевшись на рекуИ Строганов яркий фасад,Пойдем, словно кто-то однаждыУехал иль вывезен былИ умер от горя и жаждыБез этих колонн и перил.И дальше, по левую рукуУзнав Воспитательный дом,Где мы проходили науку,Вдоль черной ограды пойдем,И, плавясь на шпиле от солнца,Пускай в раздвижных небесахКорабль одинокий несется,Несется на всех парусах.Как ветром нас тянет и тянет.Длинноты в стихах не любя,Ты шепчешь: читатель устанет! —Не бойся, не больше тебя!Он, ветер вдыхая холодный,Не скажет тебе, может быть,Где счастье прогулки свободнойЕму помогли полюбить.Пойдем же по самому краюТоски, у зеленой воды,Пойдем же по аду и раю,Где нет между ними черты,Где памяти тянется свиток,Развернутый в виде домов,И столько блаженства и пыток,Двузначных больших номеров.Дом Связи – как будто коробкаИ рядом еще коробок.И дом, где на лестнице робкоЯ дергал висячий звонок.И дом, где однажды до часуВ квартире чужой танцевал.И дом, где я не был ни разу,А кажется, жил и бывал.Ну что же? Юсуповский желтыйОстался не назван дворецДа словно резинкой подтертыйГолландии Новой багрец.Любимая! Сколько упорства,Обид и зачеркнутых строк,Отчаянья, противоборстваИ гребли, волнам поперек!Твою ненаглядную рукуТак крепко сжимая в своей,Я всё отодвинуть разлукуПытаюсь, но помню о ней…И может быть, это сверканьеЛиствы, и дворцов, и рекиВозможно лишь в силу страданьяИ счастья, ему вопреки!

Наши поэты

Конечно, Баратынский схематичен.Бесстильность Фета всякому видна.Блок по-немецки втайне педантичен.У Анненского в трауре весна.Цветаевская фанатична муза.Ахматовой высокопарен слог.Кузмин манерен. Пастернаку вкусаНедостает: болтливость – вот порок.Есть вычурность в строке у Мандельштама.И Заболоцкий в сердце скуповат…Какое счастье – даже панорамаИх недостатков, выстроенных в ряд!