— И вот что теперь делать?

От Джулианы пришла волна растерянности. Она тоже не знала.

— Может, это все-таки сон? — еще тлела надежда. — Может, если я лягу спать, то утром проснусь у себя дома?

Сон был интересным и поучительным, но застрять в девятнадцатом веке совсем не хотелось. Хотелось вернуться в родной интернат, к айфону и интернету, увидеть, как прошла постановка “Ромео и Джульетты”, а там еще школьный кубок по фехтованию и областной турнир по джигитовке…

Зря она, что ли, спортсменов готовила?

Расставаться с прошлой жизнью Юля категорически не желала. Даже ради красавчика Десмонда.

— Госпожа, — в двери тихо поскреблась Агнешка. — Вы ужинать будете? Поздно ведь…

И в самом деле, пока изучала прессу, за окнами стемнело.

Мрачно жуя поданный скромный ужин, Юля продолжала думать о своем. И чем больше думала, тем больше хотела вернуться в привычный мир. Погостила здесь — и хватит. Поиграла в госпожу — и достаточно. Пора и честь знать.

Джулиана пыталась робко возразить из подсознания, но она отмахнулась от нее.

Агнешка, видя что хозяйка не в настроении, с расспросами не приставала. Живенько собрала грязную посуду, а через несколько минут оповестила, что “вечерняя ванна для леди готова”.

Юля не стала отказываться. Особенно когда поняла, что сама не сможет раздеться.

Оставшись в одном белье, она указала служанке на дверь:

— Все, можешь идти. Дальше я сама справлюсь.

У той округлились глаза:

— Что вы, миледи! Негоже это — господам самим мыться! Что обо мне люди подумают? Что я о вас совсем не забочусь?

— А ты меньше трепи языком, — беззлобно бросила Юля и захлопнула дверь у нее перед носом.

Агнешка продолжила охать и причитать, а попаданка сбросила неглиже образца 1821 года и забралась в теплую, ароматную воду.

Сейчас она смоет с себя все тревоги, ляжет в кровать, а утром проснется на узком диванчике в кабинете дежурного и посмеется на глупым сном.

— Это же надо, чтобы такое приснилось, — качала она головой, осматривая собственное плечо, на котором должна стоять метка БЦЖ.

Должна! Но ее там не было.

— Кому расскажешь — засмеют…

С этой мыслью она выбралась из воды, замоталась в оставленное Агнешкой полотенце и босиком прошлепала в спальню. Там на постели ждала ночная сорочка, больше похожая на саван: же белая, плотная и закрытая.

Юля скептически покрутила ее в руках, но все же надела — не голой ведь спать!

На столике, разгоняя мрак, тускло мерцал светильник. Она наклонилась к нему, изучая: похоже на обычную настольную лампу с абажуром, только вместо электрической лампочки внутри узкий ограненный кристалл — он и светится. Но нет ни включателя, ни проводов.

Джулиана напомнила: надо всего лишь коснуться основания светильника и мысленно пожелать, чтобы свет стал ярче или потух.

— Технологии, — уважительно хмыкнула попаданка. — Жаль, до аналогов интернета и телевидения здесь еще не дошли.

“Выключив” свет, она забралась в постель. Настроилась увидеть с утра подбитый пластиком потолок “дежурки” и наконец-то расслабилась.

Сон сморил ее уже через пару минут.

А утром она проснулась все в той же кровати с вышитым покрывалом, резными столбиками и шелковым балдахином...

6

От завтрака до обеда невольная попаданка прошла пять стадий принятия неизбежности. Сначала по одной, потом все вместе.

Первым было отрицание. Оно обрушилось, едва она открыла глаза и убедилась, что дурацкий балдахин с фестончиками никуда не исчез.

Затем пришел гнев.

Она фурией сорвалась с постели и, как была в рубашке и босиком, выскочила из спальни.

— Агнешка!

На крик из кухни выглянула служанка. Оторопело вытаращилась на полуголую госпожу, перегнувшуюся через перила лестницы на втором этаже.

— Миледи, что стряслось? На вас лица нет!

— Что стряслось? — попаданка раздраженно уставилась на нее. — А ну, скажи как меня зовут!

— Опять?! — Агнешка в полном расстройстве всплеснула руками. — Опять все забыли?

— Отвечай, когда спрашивают!

— Леди Джулиана вы… леди Гейбл, — всхлипнула та. — Ох, горюшко-то какое, надо бы лекаря к вам позвать…

— Обойдемся без лекарей! — Юля передернула плечами.

Память подкинула ей что-то о пускании крови, ртути и толченых изумрудах, которыми лечили гастрит.