– Если ты о Полине, то я тебе уже все по телефону сказал.

Отец отпивает из стакана и дзынькает льдом о прозрачное стекло.

– Во-первых, хотел попросить у тебя прощения, потому что не поверил тогда. Ты же объяснял, что не виноват ... Ну, а во-вторых, если ты ее действительно любишь, то это твоя жизнь. И тебе решать с кем ее разделить. Не буду говорить, что попрошу у Полины прощения за тот скандал, потому что не считаю себя виноватым. Но постараюсь со временем ее принять в нашу семью, если ты видишь именно с Полиной свое будущее.

– Спасибо, пап.

Уже когда возвращаемся назад Полька спрашивает, о чем мы с отцом разговаривали.

– Короче, он почти оттаял, так что можешь выдохнуть - кладу одну руку ей на коленку и поглаживаю сквозь ткань джинсов.
– Поехали ко мне?

Полина отводит взгляд к окну и кладет свою ладонь поверх моей, немного сжимая пальцы.

– Поехали, только у меня завтра занятия в студии.

По дороге заезжаем в супермаркет за продуктами, а впереди еще целая ночь вместе и половина воскресения.

Полька до сих пор отказывается переезжать, но я уверен, что скоро дожму, лавируя между ее закидонами, потому что просыпаться со стройной ногой поперек моих бедер уже вошло в привычку.

Потому что меня плавит, когда она копошится на кухне с утра, бренча посудой, и бурчит себе под нос, разбираясь, как работает кофемашина.

Потому что чистый кайф принимать с ней душ по утрам, прижимаясь к упругой попе и кончиками пальцев скользить по хрупкому позвоночнику, срывая дыхание.

Потому что я уверен, все у нас сложится.

А ведь когда-то эта угловатая девчонка не вызывала во мне ничего кроме раздражения и желания побуллить.

И вот сейчас она сидит рядом, поглаживая мою руку и нервно кусает губу, наверняка, загоняясь, как все прошло, а я и думать ни о чем больше не могу кроме ее теплых пальцев, скрябающих ногтями по моей коже.

Пять месяцев спустя...

Полина

– Лилька, ну, ты же знала, что все так и будет?
– Таня прижимает подругу к себе, устроившись на диване в новой Лилиной студии, что ей не так давно купили родители.

После аварии, произошедшей с Соколовым Никитой, Таня с Лилей, наконец, окончательно помирились, и мы все втроем стали тесно дружить.

Сначала я переманила к себе на занятия в студию Левитина Марка Таню, а потом та подтянула Лилю. Так и получилось. Вместе и в универе, и после на работе.

– Нет, не знала - всхлипывает Лиля.
– Я думала, он изменится. Я верила, что мы вместе сможем измениться и все исправить.

– Такие не меняются - бурчит в ответ Таня.
– Для таких, как Соколов важна искра. Чтобы адреналин в кровь поступал двадцать четыре часа в сутки. А ты скатила все в рутину со своей заботой.

– То есть я виновата?
– Лиля отдергивает руку подруги и размазывает по щекам ладонями потекшую тушь.
– Виновата, что он изменил мне?

– Нет, не виновата, просто не нужно было строить надежд и тем более влюбляться.

– Я все ему отдала. Себя полностью, а он... Бери, пользуйся, только не предавай. Господи - Лиля шмыгает носом и откидывается головой на спинку дивана, прикрывая покрасневшие глаза.
– Как же люблю его... Ненавижу и все равно люблю.

– Лиль, я же была на твоем месте. Казалось, что любила так, даже по дурости наглоталась дряни, ты же знаешь. Но потом поняла, что это не любовь. Любовь не может так уродовать.

– Ага - нервно хмыкает Лиля.
– А потом увела у меня Тимура.

Я сижу напротив за небольшим столом в кухонной зоне с чашкой чая, что приготовила для Лили. Но та к нему и не притронулась. У нее в руке зажата бутылка с недопитым вином.

"Все плохо?"– пишет Ян.

"Все хуже, чем плохо. Ваш друг - кретин"– посылаю ответ.

"Может, съездить к нему? Он трубу не берет"– получаю сообщение.

– Лиль, Ян спрашивает, может, ему съездить к Соколову? Обстановку разведать - спрашиваю подругу.

Та тут же распахивает свои огромные глаза и судорожно мотает головой.

– Он же поймет, что я нажаловалась. Пусть лучше сам им расскажет. Мудак конченный, ненавижу - снова поскуливает, зажимая рот ладонью и утыкаясь лицом в Танино плечо.
– Как он мог? Ненавижу его. Не хочу больше знать, что с ним. Не прощу никогда.