Вдоволь насладившись неловкой ситуацией и близостью горячего тела, кучер поставил ее на землю и нехотя отпустил. Ему очень понравилась эта близость. По заблестевшим глазкам было видно, что он не прочь узнать чародейку еще ближе.

Студент тем временем поднял деревянный засов и отворил одну створу щербатых, рассохшихся ворот. Кучер подвел Даниэль к сараю. Чародейка заглянула внутрь, принюхалась. Пахло затхлостью, пылью, сырой землей и навозом.

Кучер грубо толкнул Даниэль в спину, загоняя в сарай. Оба похитителя зашли следом.

— Прошу, фройлян, не стесняйтесь, чувствуйте себя, как дома, — сказал студент потерянной от волнения и страха чародейке. — Иди за Петером, — велел он извозчику.

— Сам иди, — огрызнулся тот, косясь на женщину.

— Я в прошлый раз ходил, твоя очередь.

— Ладно, — проворчал кучер и вышел из сарая, прикрыв за собой скрипучую створу.

Студент взял Даниэль под руку и провел по пустому помещению, где были только подпирающие дырявую крышу столбы, пара опрокинутых бочек и пустующие закрома вдоль стены. Он поднял одну из бочек вверх дном, похлопал по ней, очищая от пыли и земли.

— Садитесь, фройлян.

Даниэль с сомнением посмотрела на грязный трон. Пачкать платье не хотелось вовсе — оно стоило дороже всего этого сарая вместе со студентом.

Однако тот грубо взял ее за руку, насильно подвел и усадил на бочку. Сам же подпер спиной столб напротив, скрестив руки на груди.

В молчании они провели еще минут пятнадцать или больше. Студент продолжал неотрывно таращиться на нее. Даниэль не отказывала в этом удовольствии и изображала несчастную дурочку, сидящую на иголках. Ему нравилось, как она елозит попкой по бочке, нервно трясет коленками, а грудь бурно вздымается, распираемая от плохого предчувствия.

Вскоре за воротами послышались шаги. Створа противно скрипнула, и в сарай вместе с кучером вошел Петер. Обычный и неприметный, с пивным брюшком, обширной гладкой лысиной. Сошел бы за семьянина, который много сидит и мало двигается по долгу службы секретарем, а в воскресенье водит семью в церковь и на прогулку в парк. Только у семьянинов не выпирает под рубашкой сунутый за пояс пистолет.

И не висят на ремне брюк обструкторы.

Даниэль застыла, леденея от по-настоящему пробирающего ужаса. Обструкторы, это были обструкторы! Чародейка чувствовала исходящую от матовых браслетов звенящую пустоту, вызывающую приступы безотчетной паники. Желание забраться на стену, забиться в угол и реветь, выть, орать, лишь бы убрали проклятые браслеты куда-нибудь подальше, в другое измерение, например.

Обструкторы — бич каждого чародея арта, худший ночной кошмар. Неведомо как, кем и когда изобретенное орудие чудовищной пытки, используемое инквизицией в борьбе с чародеями несколько веков назад. До сих пор точно неизвестный сплав, полностью глушащий арт, оставляющий лишь пустоту внутри и полнейшее бессилие, ломающий психику и вызывающий черный психоз.

На Даниэль надевали обструкторы дважды. В первый раз — когда проснулась ее сила. Тогда она еще ничего не понимала, не умела ее контролировать и была в ужасе от того, что произошло. Когда обсервер Ложи надел на нее обструкторы, Даниэль даже радовалась, что все стало как прежде.

Второй раз на Даниэль надели ледяные матовые браслеты через несколько лет. Тогда она едва не тронулась умом.

Петер приблизился. Даниэль подняла затравленный взгляд, вся сжалась и очень захотела, чтобы бочка под ней треснула.

А еще чародейка поняла, что при помощи талисмана возврата не сможет сбежать.

Вот теперь ты, дура, вляпалась по-настоящему, подумала она с неуместным спокойствием и отрешенностью. Сейчас тебя разденут, нагнут и трахнут насухую. И тебе очень повезет, если только буквально.

Клара и Елена фон Фернканте были близняшками, похожими друг на друга, как две капли воды. Белокурыми девушками с породистыми, белыми личиками, большими голубыми глазами и веснушчатыми носиками. На вид дочерям барона было лет шестнадцать-семнадцать. Странно, что отец до сих пор не сбагрил их графам породовитей и побогаче, чтобы те наплодили таких же породистых детишек и приукрасили имперскую аристократию.

Однако при поразительном внешнем сходстве сестры отличались внутренне не менее разительно. Елена была проста, открыта, в ее голове на крыльях бабочек порхали легкие, яркие мысли, глаза озорно блестели, а с губ не сходила очаровательная улыбка не такого уже маленького ангелочка, если судить по сложившейся фигуре. Клара была спокойнее, сдержаннее, ее разум был отгорожен от внешнего мира плотной стеной. Менталист так и не смог коснуться его: люди с крепкой от природы устойчивостью к ментальному воздействию встречались нередко, но Гаспар старался их избегать. Таких и вскрывать тяжелее и гораздо опаснее. Лицо девушки было серьезным, на Гаспара она смотрела с легкой недоверчивостью.

Обе сестры сидели на банкетке, отвернувшись от рояля, в просторном зале с хорошей акустикой — менталист оторвал их от разучивания сложной сонаты, которую девушки практиковали в четыре руки. Исходя из того, что Гаспар услышал в коридоре, получалось неплохо.

— Добрый день, фройлян, — поклонился менталист. Сесть ему не предложили, да и было некуда.

Девушки кивнули. Глаза Елены Фернканте заблестели еще ярче. Взгляд показался Гаспару до неприличия знакомым, и это вызывало неловкость.