— Так я… это… — начальник цеха обильно потел, он явно не ожидал такого внимания и напора. — Они же в дефиците сейчас, их в зону гонят… в зону отчуждения в смысле. В Чернобыле!

— И что? — я стоял на своем. — Это значит, что в Андроповске людей можно без них оставлять? Здесь какие-то люди другие, да? Хуже?

— Нет, нет! Что вы! — глаза Староконя уже приближались размерами к блюдцам. — Я выясню!.. Я проработаю этот вопрос! Мы устраним!..

— Если еще раз мужиков без защиты погонишь эту дрянь грузить, — я оперся о стол сжатыми кулаками и приблизил лицо к застывшему начальнику цеха, — я тебя устраню. Понял?

— А что вы мне сделаете? — внезапно осмелел Староконь, но тут же осознал, что погорячился. Это было видно по его бледному, как простыня, трясущемуся лицу.

— Я тебя на весь Союз прославлю, — тихо, но твердо сказал я. — А пока шанс даю. Так что послушай меня, Виктор Демидович: я за тобой слежу. И если ты хоть пальцем тронешь тех, с кем я сегодня работал, прощайся с должностью и партбилетом.

— Так где же мне столько «лепестков» взять? — дрогнувшим голосом спросил начальник цеха. — Их же из Кимр везут по спецзаказу, там ограниченное количество.

— Пиши заявку, — уже чуть мягче сказал я. — Пусть присылают больше. А я, если что, в газете заметку дам — мол, советским рабочим требуются дополнительные средства защиты. Но только посмей не попытаться сам все решить! Начальник ты или мимо проходил? У меня все!

Сказав это, я развернулся и молча вышел, оставив Староконя наедине со своими страхами и в тяжких раздумьях. Все-таки редкостный болван — мало того, что защитой работяг не обеспечил, так еще и беду всей страны пытался приплести. Все «лепестки», видите ли, в Припять идут, ликвидаторам. А я вот что-то не помню, чтобы мне папа, к примеру, об этом рассказывал. Даже домой эти респираторы ШБ приносил, чтобы я играл. Вряд ли от большого дефицита. Но даже если Староконь прав, и кимрский завод тянет с поставками… Фотографии мне и в этом случае пригодятся — напишем, что производство страдает, нужно затянуть рукава и работать больше, давать стране важную продукцию в требуемом количестве. Все-таки газеты мы или кто?

Зайдя в раздевалку, я стянул грязную спецовку, которая принадлежала незнакомому мне Михалычу, и скинул ее на пол. Посмотрел сначала на руки, потом на ноги и, уже не сдерживаясь, громко выругался. От души. Матом.

Руки от ладоней до локтей были синими. Такой же расцветки оказались и ноги от щиколоток до колен… Осененный внезапной догадкой, я стянул носки и понял, что их тоже теперь можно выбросить — они все перепачкались пылью-красителем. Как и стопы, которые напоминали теперь картинки из индуистской литературы, где у божественных сущностей синяя кожа. Стоп! Неужели и?..

Стянув трусы, я опять выматерился. Под бельем наблюдалась та же картина. Ну, Староконь, погоди!

Прошлепав босыми ногами в душевую, я встал на кафельное покрытие и настроил воду. На полочке лежал хозяйственный обмылок, мочалка и кусок пемзы. То, что доктор прописал. Принадлежности были чьими-то, но меня это не смущало — просто хотелось скорее смыть с себя эту мерзость. Но не тут-то было — синий цвет словно бы стал для моей кожи естественным, и только пемза, сдирая эпидермис, хоть как-то меняла ситуацию.

Не знаю, сколько я в итоге провозился в душе, но вылез по-прежнему синеватым. Вытерся вафельным полотенцем, собрал все в кучу, оделся. Переложил ценную пленку в карман плаща и пошел со спецовкой под мышкой в сторону прачечной — благо я запомнил ее расположение по дороге сюда. Постучал, дверь открыла женщина неопределенного возраста.

— Я из газеты, — сказал ей и протянул одежду с полотенцем. — Это Михалыча из кровельного цеха. Сегодня я за него работал.

Женщина молча кивнула, приняла из моих рук свалянный ком и скрылась за дверью. А я похлопал ладонями друг от друга, сбивая остатки красителя, и выдвинулся в сторону проходной.

Схожу-ка я, пожалуй, сегодня после работы в баню. Общественную!

[1] «Лепесток» — респиратор серии ШБ. Разрабатывался при участии С. Н. Шатского и П. И. Басманова, производился в том числе на Кимрской фабрике имени Горького в Калининской области.

О советских банях у меня сохранились прекрасные теплые воспоминания: мы ходили туда всей семьей, причем иногда к нам присоединялись родственники по маминой и папиной линии — дяди и тети, а еще наши с Тайкой кузены. Точнее, раньше-то их так не называли, правильнее сказать — двоюродные братья и сестры. А вот дедушки с бабушками городскими банями пренебрегали. Они были деревенскими жителями и обладали собственными парными. Туда мы тоже наведывались, когда приезжали в гости, и дед Олег, отец папы, натапливал помещение так, что даже зимой оттуда можно было спокойно выбегать на снег и мороз. А дед Коля, мамин отец, напротив, любил спокойное, как он говорил, «доброе» тепло.

Погрузившись в воспоминания, я не заметил, как дошел до автобусной остановки. Время уже было вечернее, ехать в редакцию не имело смысла, а вот помыться я решил твердо. Традиционным банным днем считалась суббота, но это не значило, что в другой день нельзя было приходить. Напротив, я рассчитывал, что именно сегодня будет поменьше народу. А потому, вспомнив, где в моем детстве располагались общественные бани, я по традиции уточнил у людей на остановке, какой маршрут мне потребуется. Один мужичок в шляпе и с авоськой в руках смерил меня недоверчивым взглядом, а пока он размышлял, почему я не знаю таких элементарных вещей, на помощь пришел дед в шапочке-«петушке».