Дальняя дверь открылась и из нее вышел сухощавый мужчина средних лет, с забинтованной правой рукой которую держал на перевязи. Его черная бородка и виски были уже тронуты сединой, но сам он стоял прямо, с расправленными плечами, что выдавало в нем старого служаку.

— Браво, Студень! Все трое мертвы! Если бы не моя рука, то я даже поаплодировал бы твоему таланту. Признаться, я уже был готов выскочить из своего убежища и левой рукой всадить клинок в грудь этого здоровяка, но ты не сплоховал. Ты даже удивил меня, Студень. Я понял, что мало внимания уделял тебе в свое время, сдается мне, что ты провернул такое грязное дельце отнюдь не впервые!

— Ну что вы на меня наговариваете, господин лейтенант? Я честный торговец и пошел на это… смертоубийство лишь из желания помочь вам.

— Ой, не заливай, Студень, не надо. — поморщился лейтенант городской стражи. — Если тебе припомнить все твои грешки, то точно на петлю тянет.

— Я надеюсь, что сегодня искупил большую их часть? — вздохнул толстяк, намекая на прошлые свои прегрешения. — Я ведь рисковал собственной головой.

— Давай сигулу, я передам ее сестре погибшего княжича. — протянул лейтенант руку, а когда убрал в карман серебряный амулет, то поморщившись спросил у торговца. — И еще, Студень, не мог бы ты дать мне взаймы хотя бы пару золотых солидов. Я обещаю тебе, когда мы вернемся, то я не забуду про твои деньги и про оказанную мне и княжеской семье услугу.

— На что, только не пойдешь, ради свободной отчизны, — вздохнул толстяк и протянул бывшему начальнику городской стражи пару золотых и буркнул: — Эдак я прогорю на таких сделках.

— Не все приятель меряется деньгами. — похлопал его по плечу лейтенант.

— Тогда вина, господин Лерник?

— Ну уж нет, приятель, хочешь чтобы я лег рядом с этими фарнхельмскими свиньями?

— Вовсе, нет, что за наговоры? Вино-то не отравлено, яд был в его стакане. Стал бы я портить бутылку такого замечательного нектара.

— Все равно, я пожалуй воздержусь. Сегодня вечером мне нужно быть трезвым, чтобы погрузить на корабль несколько раненых стражников, их жен и детей. Ладно, прощай, Студень, надеюсь на скорую встречу. — махнул ему рукой лейтенант.

— Впервые я буду рад этой встрече, если вы вернетесь как освободители, надеюсь вы не забудете, что я помог вам и вы теперь у меня в должниках?

— Ты записал меня в должники, Студень, а не много ли ты на себя берешь? И сколько же ты хочешь за свои услуги?

— Вы сами сказали — не все меряется монетами. Надеюсь, когда-нибудь и вы поможете мне. Удачи вам, господин Лерник — грустно усмехнулся толстяк и потянулся к стоящей на столе бутылке.

Когда лейтенант ушел, торговец кликнул своего слугу:

— Сыч, позови Фолле с Игнасом и прибиритесь тут, — указал он на трупы фарнхельмских солдат, — оружие и доспехи себе возьмете, но не светите пока, а то опознают.

— Тоже, на заднем дворе прикопать?

— Ну, а где еще? Только так, чтобы случайно не нашли, поглубже закапывайте и головы отруби, чтобы не восстали ненароком. — дал Студень указание своему заросшему бородой слуге.

Пока раненые стражники, их родные и семьи погибших солдат грузились на корабль, Квинт Лерник, командир городской стражи стоял на каменистом берегу, смотрел на бьющие о камни волны и слушал как в свинцовом небе кричат чайки-поморники. Хотя за громким чином, за душой у лейтенанта не было практически ничего. Не нажил он себе богатств и даже самого захудалого дома не купил, так и жил в отдельной комнате при городской казарме. Да и в подчинении у него было всего-то восемь десятков городских стражников, поддерживающих порядок в Таре и приморской Будлаве.

— Господин лейтенант, там кто-то идет! — доложил ему солдат наблюдатель, показав на перелесок.

Лейтенант левой рукой выхватил перевешанный на правую сторону короткий гладий, но уже через пару секунд узнал фигуру в холщовом рыбацком плаще. Это был его приятель сержант из ветеранов стражников, которого он посылал в Будлаву, повидать кое-кого из старых знакомых.

— Ну что там, Вацлав, есть какие новости?

— Новости есть, Квинт и новости горькие для нас. — положил старый приятель руку на плечо лейтенанту.

— Ну, не тяни, Вацлав, говори что еще случилось?

— Всем мужчинам от пятнадцати лет и до пятидесяти, в срочном порядке нужно зарегистрироваться в столичной ратуше, где сейчас заседает военный комитет фарнхеймцев. Кто не явится в течение трех суток, то прилюдно будет порот на площади и помещен в подземелье замка.

— Думаешь в солдаты всех погонят?

— Ну, а зачем это затевается? Ясен пень, эти уроды всех от мала до велика загребут, свежее мясо в ряды великой армии. — зло сплюнул пожилой сержант. — Но это еще не все! Завтра фарнхельмцы будут прилюдно казнить всех раненых защитников замка. Уже виселицы по всей площади установили.