Пересказ прочитанного романа сомнителен. Не потому, что Верочка не любит читать, она, наоборот, все мои произведения не просто прочитала — изучила. Я внимательно слежу за новинками книжного рынка и не упомню книги с подобным сюжетом. Скорей всего, неопытную девчушку увлек разворотливый сутенер, живоописал ей блаженную жизнь мэдхен фюр аллес.

Не в этом ли кроется исчезновение Верочки? Вдруг Доцент прав: она не похищена, уехала сама. К тому же сутенеру. С отметиной в прическе.

— А о своих планах упоминала?

Надин удивленно подняла выщипанные бровки. Засмеялась.

— Какие могут быть планы у неоперившейся простушки? Победить на областном конкурсе, купить модное платьице, полакомиться шоколадом… Все, Пашенька, больше ни на один твой вопрос не отвечу! Хватит!

Сами собой разошлись полы халата, из-под них выглянули голые груди, обильно смоченный потом жирный живот. Пальчики будто взбесились. Правая добралась до намеченной цели. Молния на ширинке поползла вниз. Мокрые губы, не поймав моих, вжались мне в шею. Очередной синяк обеспечен! Надин призывно закинула голую ногу на мои колени…

В это время открылась незапертая дверь и в комнату заглянула баба Феня.

Картина, увиденная ею, не оставляет место для иных толкований. Полураздетый мужик и абсолютно голая женщина. Самый настоящий разврат. По мнению старухи, все, что делается при свете дня — недопустимая мерзость. Ночью, в темноте — ради Бога!

— Простите, не постучалась… Подумала, раз у вас Надежда — значится можно… так, по родственному, — растерянно прошелестела бабка, не зная что и как сказать.

Действительно, по-родственному, вернее не скажешь.

— Что случилось? — рявкнул я не хуже ротного старшины, углядевшего рядового, лежащего на койке в одежде и в сапогах. Торопливо застегнул раскрытую до самого пупка рубашку, поднял молнию на ширинке. — Пожар, что ли?

— Какойсь парень к тебе пожаловал… Сказать — занят? — ехидно поглядела бабка на полуголую коротышку. — Обедает, мол, с соседкой, недосуг ему примать гостей.

— Пусть подождет… Одевайся! — сердито приказал я растерянной Надин.

Оправдываться, придумывать оправдания — глупо. Обстановка говорит сама за себя. Не задумали же мы с соседкой обсудить прогноз погоды на завтра, не решили же заняться лечением нетрадиционными методами? Если и решили, то чисто традиционными, освященными природой.

Баба Феня, еще раз выразительно осмотрев толстуху, осторожно прикрыла дверь. Будто та могла взорваться.

Надин торопливо набросила халат.

— Стерва старая, крыса! Кусок вонючего дерьма! — злобно шипела она. — Злится мегера, что никому не нужна, никто уже не польстится на дряблые груди и бедра. Вот и пакостит… Все испортила, мерзавка…

А меня разобрал беспричинный смех. Действительно, старая все испортила. Что испортила? Ведь мы с уродиной не проверяли упругость дивана, она не охала и не прыгала на холостяке. А так — ерунда, мелочь. Подумаешь, полураздетая баба! Кого сегодня удивишь женской наготой! Может быть, мы готовимся к вступлению в секту нудистов, которые общаются нагишом и вывешивают лозунги с жирно намалеванным призывом: «Долой стыд!». Никакого криминала, никакого посягательства на моральные устои общества!

Туго подпоясав халат и обдав меня, негодующим взглядом, коротышка выбралась в коридор и укрылась в своей комнате. На прощание в очередной раз хлопнула дверью. Неоднократно потревоженная штукатурка осыпала порог белосерым «снегом». Будто это я подговорил соседку заявиться в самый ответственный момент.

Наверняка неудовлетворенную бабу сейчас прихватит нервный припадок, сопровождаемый потоками слез и злыми выкриками.

Ну, и пусть, со злостью подумал я, настойчивые попытки завладеть моей невинностью изрядно приелись. Если бы не надежда выудить очередную порцию информации, давно послал бы химико-торгашку по известному адресу.

Обследовав лицо в поисках следов липкой губной помады и приведя в порядок потревоженную рубашку, я выглянул в коридор.

Рядом с упрямо сидящим на сундуке дедом Пахомом — невзрачный парень со спортивного вида чемоданчиком в руке. Бросается в глаза русая прядь, упавшая на лоб, узкие глаза и по-девичьи пухлые губы.

— Здравствуй, братишка… Узнаешь?

Я картинно всплеснул руками, расплылся в приторной, максимально радостной улыбке. Такой, что самому противно. Не умею притворяться, не дано.

— Боже мой, Костя! Заходи, милый, дай обнять тебя… Какими судьбами?

— По делам. Всего на несколько дней… Не выгонишь?

Баба Феня от входа в кухню оценивающе контролировала встречу «братьев». Дед Пахом оторвался от изучения отжившей свой век печи и подозрительно оглядывал новый персонаж комедийной трагедии, разыгрываемой жильцами коммуналки. Дверь в комнату Надин скрипнула. После последней фразы Кости снова скрипнула. В обратном порядке. Будто услышав о невозможности впредь штурмовать неподдающуюся твердыню, любовница выругалась.