Я выпустила мужскую голову, сильно сжала ноги, когда он попытался проникнуть между ними пальцем, громко простонала:

– Нет…

Он даже не расслышал, рука упорно втиснулась между сомкнутых бедер, заставляя выгнуться дугой и простонать еще.

Я дернулась, сбрасывая наваждение и уворачиваясь от настырных пальцев, судорожно рявкнула:

– Нет, -борясь с мужской рукой и собственным желанием.

Он убрал руку, но только чтобы потянуться к ремню на штанах.

– Да, -прорычал в ответ.

Я воспользовалась заминкой и откатилась на дальний край софы, с ужасом наблюдая, как он расстегнул ширинку и привстал, спуская штаны. Даже рубашку не потрудился снять. Она спускалась до середины бедер и топорщилась, прикрывая его возбуждение.

Резко стало страшно. Что я наделала? Зачем? Я машинально прикрылась руками и спряталась за золотистой стеной волос. Тело все еще желало. Но, я боролась с этим желанием, мелодия сердца постепенно затихала.

Он демонстративно понюхал и облизнул пальцы, которыми ласкал минуту назад.

– Спой еще, айна, -он опустился на софу, не спеша сделал крадущееся движение, подполз вплотную. –Спой для меня, -он навис, вперил тяжелый взгляд.

Низ живота пульсировал, сердце билось, но мелодия затихла.

– Пожалуйста, нет. Не надо, -прозвучало жалостливо.

– Надо, -он подтянул, подмял под себя, уперев руки по обе стороны, удерживая тяжелое тело сверху.

Его возбуждение уперлось мне в ногу. Берегинечка. Какой огромный. У меня никогда не было мужчины. Не так. Пожалуйста, я так не хочу.

– Ну же, -прошептал на ухо, -пой, айна. Твое сердце так красиво поет. Спой для меня, -настойчивый шепот окатил жаром.

Справиться с возбуждением не получалось, но разум и сердце отстранились, оставив меня наедине с огромным, страшным мужчиной, готовым взять меня. Разум и сердце были против.

Повелитель продолжил хриплым шепотом:

– Тело хочет, маленькая айна. Зачем ты противишься?

Я молчала, даже глаза закрыла, пытаясь выровнять дыхание. Желание стало отпускать, уступая сердцу.

– Я. Так. Не хочу, -проговорила, не на что особо не надеясь.

Сама виновата -обнималась, целовалась, позволила раздеть. А теперь передумала? Да, передумала. Я боюсь. Я не хочу. Подумала о тете, которая после таких утех превратилась в мавку. Тетя тоже поддалась на уговоры, ее тело не удержалось от соблазна быть с мужчиной, она отдала его по собственной воле, а заодно и сердце, которое теперь перестало биться.

В горле защипало, прогоняя остатки возбуждения. Я уперлась руками в мужскую грудь и попыталась оттолкнуть. Но куда мне против такой махины. Он даже не сдвинулся.

– Маленькая айна, тебе же нравится, -настаивал Повелитель, втягивая носом мой запах. –Я вижу, я чувствую.

Он же слышит, что мое сердце больше не поет, но мне ответом было его жесткое:

– Ну, же, ради своей тети?

Я застыла. Перестала пытаться оттолкнуть.

– Будь умницей, моя хорошая.

Я обреченно опустила руки, больше не пыталась сопротивляться. Повелитель продолжил целовать лицо, шею, грудь. Я закрыла глаза и отстранилась. Я думала о тете, о сестренке. В конце концов, это просто тело. Он же обещал помочь спасти Элистер. Мужское колено раздвинуло мне ноги, я подчинилась. Он чуть подтянулся на руках, рубашка застряла между телами, и сквозь ткань его возбуждение уперлось мне прямо между ног, он пошевелил бедрами. Я перестала дышать. Мешала только ткань, стоит убрать, и он войдет в меня. Но сначала он потрогал там пальцами.

– Умничка моя, влажная. Для меня.

Он потянул за рубашку, вытаскивая ткань. А я не сдержала слез. Сначала из уголка глаза скатилась одна слезинка, прямо в ухо, а потом они покатились друг за другом. Я лежала смирно, боясь пошевелиться, чтобы он не решил, что я сопротивляюсь. Боялась того, что сейчас произойдет.

Почему он не слышит, что мое сердце перестало петь? Хорошо, что я в него не влюбилась. Я знала, что счастливой любви не бывает. Я никогда его не прощу. Мое сердце больше никогда не будет петь. Все вокруг обман. Все мужчины берут то, что им нужно, и топчут женские чувства. Им наплевать на нашу душу. Им нужно только тело. Много тел. Разных. А потом они оставляют много разбитых сердец и даже не оглядываются, просто топчут их, стирают в кровь и идут дальше.

Мне стало холодно. Я чувствовала, как леденеют кончики пальцев на ногах, как стынут ноги, как холод поднимается выше, к животу, а потом и к сердцу, как перехватывает дыхание.

Зато тетя получит свободу. Разве мое тело стоит того, чтобы она отправилась за грань? Нет. Тетина жизнь дороже. А душа? А что душа? Она принадлежит лишь мне. Еще я знала, что мое сердце больше никогда не будет петь. Это к лучшему. Может тогда я перестану быть айной, снова стану просто человеком?

Гневные слова сами вырвались, наверное, из-за внутренней истерики: