Хантер взял бокал вина с подноса, передал его мне, а потом взял еще один себе. Он ходил по тонкому льду, вернее топтался на нем, и я не могла его винить. Воздух был пропитан агрессией, и ему нужно было сохранить лицо.

– Думаю ли я, что смогу? Непременно. Хочу ли я? Нет, иначе будет слишком скучно. Не возражаешь, если я побалую себя бокалом вина?

– Вообще-то возражаю. Тебе девятнадцать. – Джеральд понюхал вино, покрутив бокал.

– Да, и в этом возрасте законодательно разрешено пить во всех западных странах, кроме Штатов.

– Где ты, к большому сожалению, сейчас и находишься. – Киллиан ухмыльнулся младшему брату.

– Не морочь мне голову. Это место больше похоже на ад, – тихо сказал Хантер.

Я поспешила вмешаться в разговор, желая избежать семейного конфликта.

– Мистер Фитцпатрик, могу заверить вас, что Хантер не брал в рот ни капли алкоголя, с тех пор как мы съехались. Он ответственный водитель. Я уверена, что один бокал вина не помешает его успехам.

– К соблюдению им остальных правил ты относишься так же небрежно? – Джеральд хмуро посмотрел на меня через стол.

Я улыбнулась, хлопая ресницами. Забудьте про вилку, я брошу в него нож для стейка и целиться буду прямо в сердце.

– Меня еще никогда не обвиняли в небрежности, сэр.

– Не сомневаюсь, что тебя ни в чем не обвиняли, милая, – процедил отец сквозь стиснутые зубы, сверля Джеральда взглядом.

Джеральд поднял руки, отступая.

– Несомненно. Я просто дразнил.

– Дразните кого-нибудь своего возраста. – Сэм сверкнул улыбкой, которая противоречила таящейся в его глазах опасности.

В качестве закуски нам подали что-то вроде сырой рыбы, хлеб, сыр и различные тапасы [57] . Затем принесли основное блюдо: стейк и взбитое картофельное пюре с маслом и шнитт-луком, а также стружкой из грибов, которые стоили по тысяче за унцию. Мама, похоже, нашла общий язык с Джейн, я разговаривала с Эшлинг, а папа, Джеральд и Сэм обсуждали бизнес, так что Хантеру и Киллиану оставалось попытаться вести какую-то беседу один на один. Я слушала их вполуха, пока обсуждала колледжи с Эшлинг.

– Как поживает жена Силли? – спросил Хантер.

Как я заметила, когда Хантера поддевали по поводу его выходок, он никогда не упускал возможности послать свою семью куда подальше, но когда он говорил с ними всерьез, то будто ходил вокруг них на цыпочках.

Киллиан пожал плечами, сжимая в руке бокал с вином и глядя сквозь своего брата, будто его не существовало.

– Увы, я не слежу за состоянием здоровья женщин, кроме тех, что часто бывают в моей постели.

– И ты еще что-то говоришь мне о моих манерах, – натянуто ответил Хантер, сунул в рот большой кусок стейка и принялся жевать.

– Мне нужно заниматься заводом. Силли очень находчивый человек. Уверен, он сможет помочь своей жене, с чем бы она ни столкнулась.

– Достаточно находчивый, чтобы причинить нам ущерб? – спросил Хантер, вскинув бровь.

Эшлинг рассказывала мне о преимуществах поступления в колледж за пределами штата, но мое внимание привлекал разговор братьев.

– Возможно. – Киллиан зевнул, взял черничину и равнодушно ее осмотрел.

Я видела, что видел он; видела, что ему нравилось в крошечной ягоде – маленькая корона на каждой идеальной черничине, которая делала ее царственной.

– Но ты все равно не поддержал меня перед athair.

– Верно.

– И почему же, скажи на милость?

Киллиан посмотрел на него, прищурив глаза. Они бы больше подошли змее, а не человеку. Киллиан был великолепен, волосы и глаза теплого цвета контрастировали с его общей холодностью. Старший из братьев Фитцпатрик всегда выглядел так, будто был в любой момент готов изящно вонзить меч тебе в грудь и с милой улыбкой наблюдать, как ты испускаешь последний вздох.

– Потому что ты не предоставил существенных доказательств, и от тебя разило истерикой. Оба этих фактора ослабили твои аргументы.

Хантер ничего не ответил, глядя на брата из-под нахмуренных бровей.

– Вы знали, что слово «истерика» происходит от латинского слова uterus, означающего «матка»? – непринужденно поинтересовался Киллиан, тщательно нарезая свой стейк на кусочки одного размера, а-ля «Американский психопат». – В древней Греции считалось, что в этом страшном женском недуге излишней эмоциональности виновата активная, неудовлетворенная матка. – Он отложил вилку и посмотрел на результат своей нарезки на тарелке.