Шрифт:
– Мы не хотим, чтобы ты понапрасну тратила свою жизнь на одно дело.
Я притихла.
Они считали, что я понапрасну трачу свою жизнь?
Что не сумею попасть на Олимпиаду?
Я смотрела в окно, борясь со слезами, от которых щипало глаза. Дело было не только в них или в моей травме, или признании Хантера о том, что он не родной сын своего отца, или ужасном ужине, или даже в брошенном мне Ланой вызове сознаться в произошедшем между нами много лет назад. Больше всего меня беспокоило другое: в том, что все вокруг говорили обо мне, была доля правды.
У меня была нездоровая одержимость стрельбой из лука.
Сейлор Бреннан умудрялась плыть по жизни, не бывая на свиданиях, не влюбляясь, не посещая вечеринок, не поступая в колледж, даже не живя, потому что все это ставило под угрозу занятия стрельбой. Любовь. Дружба. Учеба.
Я пыталась убедить себя в том, что такие жертвы необходимы, чтобы добиться желаемых успехов в карьере, но на самом деле это не так. Лана получала удовольствие от всего. В ее жизни были свидания, ухажеры, выпуск коллекций одежды и съемки в кино, а при всем этом еще и стрельба из лука.
Почему же я снова и снова отталкивала Хантера, если было очевидно, что все наше соглашение – лишь очередной способ его отца наказать его за то, что он не родной сын?
Что с того, что нам скоро придется распрощаться? Сейчас он рядом. На большее я даже не могла надеяться.
Когда папа остановил машину возле моего дома, в салоне повисла тишина. Мне хотелось разрезать ее ножом.
– Послушай, – начал папа, а мама издала вздох. – Сейлор, мы не имели в виду…
– Нет, – сказала я, открывая дверь. – Не стоит. Вы правы. Я не жила. Я пряталась от жизни за луком и стрелами и смотрела на нее, закрыв один глаз. Но я исправлюсь. По крайней мере, я постараюсь – не только ради себя, но и ради вас тоже.
Я хлопнула дверью и побежала в вестибюль, прячась в нем. Не стала оборачиваться и смотреть, остались ли они ждать, пока я благополучно зайду в лифт.
Я знала, что они ждали.
Они всегда ждали, присматривали, заботились обо мне. Мама с папой – мое лето.
В квартире было темно и прохладно. Она чем-то напоминала клинику или отель из-за того, что в ней постоянно работал кондиционер и стояла гладкая, современная мебель, лишенная индивидуальности. До этого момента я не понимала, как Хантер все это терпел. Но теперь поняла: он понятия не имел, как выглядит настоящий дом.
Я сбросила туфли, а сердце нетерпеливо отстукивало, как указательный палец по твердой поверхности.
На цыпочках прокралась к его комнате. Дверь была приоткрыта. Она всегда была приоткрыта, будто в постоянном приглашении. Я толкнула ее, и мое сердце ухнуло вниз, когда я поняла, что он крепко спал, лениво раскинув длинные руки и ноги на огромной двуспальной кровати. Его кожа была загорелой, подтянутые мышцы расслаблены. Даже во сне у него было лицо зловещего дьявола, обрамленное светлыми ангельскими кудрями.
Мысленно проклиная себя за то, что пришла поздно, а его за то, что устал, я собралась вернуться в гостиную и включить что-нибудь на Netflix, потому что была слишком взвинчена, чтобы ложиться спать. Но как только я шагнула назад, до меня из темноты донесся ровный, хриплый голос Хантера.
– Дай я тебя согрею, aingeal dian.
Я развернулась и вошла в его комнату, будто в камеру смертников. С каждым шагом я чувствовала, будто что-то сбрасываю и оставляю позади.
Шаг. Страх.
Шаг. Тревога.
Шаг. Одержимость.
Шаг. Самокопание.
Я дошла до изножья кровати. Он подал мне руку. Я не взяла ее. Не сейчас. Меня что-то останавливало. Я знала, что не стоит просить у него никаких гарантий, так что дело было не в этом. И все же мне было неспокойно. Тревожно.
Хантер сел прямо, взял меня за руку и прислонил ладонь к своему сердцу. Его голая грудь была теплой и твердой. Кожа мягкой под порослью волос. В его голосе не было ни намека на юмор.
– Клянусь, когда я впервые увидел тебя на парковке, то сразу понял, что у тебя золотая кровь. Я думаю, что мы преподадим друг другу хороший урок, Сейлор. Ты не умеешь жить, а я не умею ничего, кроме как жить ради удовольствия.
Как только он это сказал, я осознала, что еще никогда не чувствовала себя такой смертной. Но быть смертной – значит быть живой. Мне предстояло так много потерять. Так много обрести. Так много испытать.
Хантер встал и пальцем спустил лямку платья с моего плеча.
