Действительно, таких примеров известно немало.

Руководители студенческих волнений начала 60-х годов в Петербурге Е. Михаэлис и К. Ген, сосланные в Петрозаводск, сделали там неудавшуюся попытку похитить и обвенчать дочь местного чиновника, что только ужесточило их наказание42.

Князь А. С. Голицын, товарищ В. О. Ковалевского по училищу правоведения, участник революционных кружков 60-х годов, пошел на фиктивный брак с Варварой Александровной Зайцевой, для того чтобы дать ей возможность получить заграничный паспорт и тут же уехать вместе с матерью из-под бдительного полицейского надзора.

В. О. Ковалевский еще в качестве "доктора" -фиктивного жениха-писал 24 июля 1867 г. своей невесте Софье Васильевне Корвин-Круковской: "В Петербурге, конечно, первым моим делом будет производство по вашему поручению смотра и отобрания более годных экземпляров для приготовления консервов (фиктивная семья в терминологии шестидесятников.-Э. П.); посмотрим каково-то удастся этот новый продукт, хотя, впрочем, у нас спрос на него уже обеспечен"43. Речь шла о подыскании фиктивных женихов для старшей Корвин-Круковской - Анны Васильевны и ее подруги - А. Евреиновой.

С. В. Ковалевская, уверовавшая на собственном опыте в благодетельные возможности фиктивного брака, едва приехав в Петербург в 1868 г., старалась вместе с "братом". Одним из кандидатов наметили Сеченова, считавшегося формально холостым. Юная Ковалевская была в полном негодовании от сопротивления М. Л. Обручевой - гражданской жены Сеченова "О Сеченове нельзя и думать,- сообщала она сестре осенью 1868 г.- Ты не поверишь, как тяжело мне с Марией Александровной. Она положительно не желает этого исхода и очевидно избегает даже каждого намека на это и не допускает и мысли, что они могут быть нам полезны"44.

При всем энтузиазме Ковалевской, несмотря на ее неопытность и совсем юные годы, ее тревожили неясные сомнения. "Во всей моей теперешней жизни, несмотря на ее кажущуюся полноту и логичность, есть все-таки какая-то фальшивая нота,- писала она сестре Анне 29 сентября 1868 г.- Брат очень милый, хороший, славный, и я искренно приказана к нему... Ты не поверишь, как он заботится обо мне, ухаживает за мной и готов подчинить все свой желания и прихоти моим. Мне ужасно совестно так много быть ему обязанной; я люблю его действительно от всей души, но немножко как меньшего брата"45. (Кстати, "меньший брат" был старше жены на восемь лет). И еще-запись Л. П. Шелгуновой о том, что влюбленный Ковалевский был трагически несчастен...46

Конечно, С. В. Ковалевская была многим обязана своему фиктивному мужу. Прежде всего, он освободил ее от власти отца, взгляды которого на женскую эмансипацию никак не соответствовали представлениям дочерей (например, пишущая женщина являлась для него "олицетворением всякой мерзости")47. В. О. Ковалевский, участник революционных кружков 60-х годов, польского восстания 1863 г., солдат гарибальдийского отряда, связанный с Герценом и широко осведомленный об освободительном движении той поры, к тому же кронный ученый, ввел свою жену в круг новых людей, обуреваемых идеями служения обществу, народу, науке. Вместе они поехали учиться за границу.

Но "фальшивая нота" не просто существовала, но и мешала жить. В 1869 г. в Гейдельберге едва началось сближение (по свидетельству Ю. Лермонтовой, жившей вместе с Ковалевскими), как приехавшие туда и поселившиеся в той же квартире две Анны - Корвин-Круковская и Евреинова-помешали этому, полагая, что "раз брак фиктивный, Ковалевскому не следует придавать своим отношениям к Софе слишком интимный характер"48. Ковалевский оставил квартиру, а затем и Гейдельберг. Начались поездки из города в город, мучительные встречи, выяснение отношений. С осени 1871 г. все чаще слышались жалобы Владимира Онуфриевича на ложность положения, созданного фиктивным браком. Это же тяготило и жену. Наконец в 1874 г., после их возвращения на родину, фиктивный брак стал фактическим. В 1878 г. у Ковалевских родилась дочь. Но в 1881 г. Софья Васильевна опять уехала за границу, в Берлин. И снова начались тяжелые отношения с Ковалевским (в 1883 г. он покончил жизнь самоубийством) .

Конечно, пример Ковалевских не типичен, это особый случай, соединивший две неповторимые индивидуальности, слишком самобытные и различные для того, чтобы сосуществовать в обыкновенной семье. Больше того, здесь фиктивный брак в целом пошел во благо, на пользу науке, получившей талантливого математика-женщину. Но разумеется, "консервы" были продуктом на крайний случай. Это понимали уже и те люди, которые их придумали и претворяли в жизнь. "Фиктивный брак был, конечно, мерой отчаянной,- писал Н. В. Шелгунов.- Он являлся последним средством для выхода, когда не оставалось никаких других средств. Конечно, он был явлением ненормальным, но ведь и порядок, вызвавший его, был тоже ненормальным..."49

Вступление женщины в фиктивный брак было уже само по себе смелым гражданским поступком. В основе же такого решения лежали, как правило, самые благородные помышления: освободиться от семейного ига для того, чтобы служить народу. В дальнейшем пути раскрепощенных женщин расходились в зависимости от понимания каждой из них этого служения. Для одних цель - знания, чтобы сказать свое слово в науке или стать просветительницей народа. Но более логичен и распространен был другой путь, когда борьба с семейным деспотизмом прямо приводила женщин в революцию.