– Так экзамены...

– Это квалифицируется, как незаконное проникновение в жилище в отсутствии хозяев!

– А ничего, что "в отсутствии хозяев" там находились три пьяных мужика и две пятнадцатилетние девчонки!
– вскипела Ольга Борисовна.

– А гражданка Савенкова утверждает, что никаких мужчин не было, что вы ворвались в её дом, угрожали вызвать милицию, залезли в холодильник и оскорбляли дочерей-подростков!

– Да не было этого! Мы только...

– Хотите совет?
– не стал слушать их возмущенных оправданий чиновник от закона.- Отправляйтесь к Ирине Викторовне, попросите у неё прощения и умоляйте забрать заявление, если не хотите, чтобы в школу пришло предписание о вашем "служебном несоответствии".

Такого унижения отдавшие всю свою жизнь служению педагогике Ольга Борисовна и Римма Васильевна не испытывали никогда. Их даже не захотели выслушать, дать как-то оправдаться! И кто? Едва закончивший университет сопляк, который и жизнь-то видел только на экране телевизора.

У дам моментально подскочило давление, закололо сердце, и вылезли все болячки, которые бывают у женщин их возраста. Учительницы появились в школе, благоухая валерьянкой и с нитроглицерином под языком. А там... там их уже ждала на полном боевом взводе госпожа Буфетова!

– Вы позорите звание педагога!
– яростно ревела она.
– Таких надо гнать поганой метлой из рядов российского учительства! Подростки... права детей! Уполномоченный по детству... Конвенция....

– Да пили эти вруньи всю ночь с местными алкашами!
– рьяно оправдывалась Римма Васильевна.
– Да ещё вон какие наглючие...

– Дети лгать не будут! Это вы во всем виноваты! Немедленно... открытый педсовет прямо на дому у Савенковых, под протокол! Я вам покажу, как не соблюдать права детей на защиту их чести и достоинства! Я сама на вас в суд подам!

– Там тесно... мы не разместимся всем коллективом в сорок человек,- устало пробормотала, сразу же потерявшая боевой задор Римма Васильевна.

В результате к Савенковым коллективно кланяться в ноги отправилась весьма представительная группа: впереди перла грудью госпожа Буфетова, за ней семенила директриса и два завуча. Замыкала скорбное шествие на учительскую Голгофу председатель профкома и две виновницы "торжества".

– Уволюсь! Пошли они все к черту вместе с их ювенальной педагогикой!
– бормотала себе под нос Римма Васильевна.
– Столько лет коту под хвост... Ещё бы я не кланялась каждой шалаве!

Ольга Борисовна осторожно помалкивала: она не могла себе позволить уволиться. Свободных рабочих мест в маленьком городке нет, а дочь надо учить, да и самой что-то есть.

И как не бурлила в её груди обида, она крепилась, хотя от такой вопиющей несправедливости хотелось плакать.

День перевалил за вторую половину дня, когда учительская делегация втянулась в калитку знакомого особнячка.

А между тем, дом жил своей жизнью очень далекой от "малого" и "большого" педсовета, который там собиралась проводить мадам Буфетова. Из распахнутых окон уже неслись не звуки заунывного шансона, а веселенький припевчик: "...а у тебя губы бантиком, а попка краником..."

– Это как?
– шепнула обескураженная профсоюзная дама Ольге Борисовне.

– Сейчас у нас у всех станут "попки краником"!
– хмуро пообещала та, ещё и заслышав перебивающие звуки музыки громкие мужские голоса.

Заведующая районо громко постучал в дверь и, выпятив вперед грудь, начальственно зашла в дом:

– Здравст....

Она даже не успела до конца поздороваться, потому что потеряла дар речи.

В клубах табачного дыма за накрытым столом сидело пятеро пьяных мужиков, тут же крутились и сама пьяная Савенкова, и её дочки.

– Да ты посмотри, даже прокуратура этих прощелыг не проймет!
– заорала мамаша.